Из пенала выпала узкая полоска, почерк на ней был тороплив. «Я виноват, – значилось в записке, – не знаю, чем загладить мою непростительную слабость. Я как-то растерялся. Умоляю о прощении».

Алиса внимательно посмотрела на Агату, но ничего не сказала и снова склонилась над подарком. «Крис… неужели мне суждено всегда быть к тебе несправедливой?»

Да, он совершил несколько ошибок, за что, возможно, заслужил порицание в глазах Алисы. Но кто не совершает ошибок?..

Снова раздался стук.

– А я предупреждала, предупреждала! Ну кто там ещё?!. Ах, моё почтение.

Господь всемогущий! Алису удостоил визитом сам Гавейн Блэйд собственной персоной.

– А вот и я! Ну-с, как мы себя чувствуем? – пытаясь по возможности смягчить свой грубый голос, льстиво пропел он – точно страшный серый волк под дверью семерых козлят.

Его лицевые мышцы не были приучены к улыбкам и не знали, как им сокращаться, поэтому гримаса на обезображенном оспой лице могла вызвать смех – или ужас.

– Спасибо, очень хорошо. Я могу подняться прямо сейчас.

– Ни в коем случае, ни в коем случае, дорогая! – вскричал он. – Не вздумайте делать этого по крайней мере… по крайней мере до вечера. Хрупкий цветок… цветок… гм… незабудки должен окрепнуть.

Потуги полицейского на игривость пугали ещё больше.

– Право, не стоит беспокойства, сэр, я же просто спала. А вы, как верный страж, караулили мой сон, не правда ли? Может быть, вам хотелось услышать, не стану ли я бредить или говорить во сне? Должность обязывает, а?

Привести в смущение Начальника полиции! Это было бы делом неслыханным, но Алисе, по-видимому, это удалось. Во всяком случае, он пробормотал что-то невнятное.

– А кстати, что значит слово «конгрегационная»?

– Это означает, дорогая леди, что я имею право хватать не только браконьеров, но и еретиков, – с охотой пояснил тот.

– А разве этим занимается не Инквизиция?

– Инквизиторы никого не хватают. Они только «УВЕЩЕВАЮТ», приводят к покаянию. Им не нужно никого выслеживать, поверьте: хватает простых доносов добрых граждан – друзей и соседей. Немало заблуждающихся было снова обращено в истинную веру благодаря неустанному попечению инквизиторов. Ну, а отлавливать преступников проходится людям моего ведомства.

– А-а-а, так вот почему от вас народ на улице разбегается!

– Такова жизнь. – Он философски пожал плечами. – Если есть овцы, то должны быть и пастухи. Вам ясно?

– Предельно. А вы, сэр Гавейн, по-прежнему считаете меня агентом иностранной разведки?

– Берите выше – эмиссаром с особыми полномочиями. Вы внушаете немалые подозрения и сами понимаете это. Ваша личность КРАЙНЕ подозрительна, Алиса, заявляю вам это с полной ответственностью.

Робкая улыбка скользнула по её лицу.

– Но разве из детективной литературы мы не знаем, что наиболее подозрительный человек просто не может оказаться преступником? Виновен обычно тот, кто подозрений не вызывает.

– Чепуха! В реальной жизни в девяти случаях из десяти наиболее подозрительно выглядит сам преступник, уж поверьте моему опыту. Не доверять – моя профессиональная обязанность.

– Какая-то шпиономания!

– Когда ваше положение наконец определится (ЕСЛИ оно определится), то всё равно окажется довольно неустойчивым. Вы должны отдавать себе в этом отчёт.

– Я отдаю.

Алиса покосилась на лорда Гавейна и нашла, что его отвратительная физиономия сделалась ещё более отвратительной.

Гавейн по обыкновению скривил губы.

– Я не хочу без внушающих уверенность подтверждений называть вас «шпионкой». Но вот «агентурным источником»… пожалуй, мог бы. Разве вы не передали бы сведений о нас на свою Родину – где бы она ни находилась, а?