– Хорошо, чего пишем? Пти-ички, цвето-очки, обычная девчоночья мазня!.. Вы куда? Лежите смирно, больная, работайте кулачком!

– Я сейчас так кулачком поработаю! Прямо в нос!

– Спокойно, вам вредно волноваться… Ай! Я уже осознал! Ой-ой! Клянусь, осознал! Больше не буду!

– А больше и не надо… – прохрипела Алиса, делая последний выпад кружкой.

– Вечно ты меня избиваешь до полусмерти.

– И ещё мало.

– Это тебе.

Она едва успела поймать в подол пучок грязной моркови.

– Витаминусы, – пояснил он, скосив глаза и вывалив язык. – Не будешь есть, станешь дурочкой. Морковку вымой, я не успел. За мной погнался отец Потифар с огромный лопатой.

Алиса засмеялась – на Шарру невозможно было долго сердиться.

– Наверное, он застал тебя выдирающим морковь с монастырских грядок?

– Ну да. Только я не понимаю, чего он так взбеленился. Подумаешь, несколько жалких морковинок. Их вырастили, чтобы в нужное время убрать, разве нет? Вот я и помог ему немножко, на самом деле он должен быть мне благодарным… Так ты уже в порядке?

– Вроде бы.

– «Доктор, скажите, что меня ждёт? Операция? Ампутация?!» – «Понимаете, я не могу вам всего рассказать. А то вам потом станет не интересно». Гы-гы-гы! Смотрел-то тебя кто?

– Понятия не имею.

– Кефа, наверное. Он в медицине ни пса не смыслит, зато безвредный, а то не миновать бы тебе цикла ледяных ванн или стаканчика мышьяка.

– Как ты сказал?

– А ты думала! Здесь до сих пор геморрой лечат прижиганием железом, а понос свинцовой болтушкой. Такие вот способы. Эх ты, слабый пол! – насмешливо пропищал он, бросая эскиз на сундук. – На, держи, мне это не нужно.

– Как не стыдно, Шарра! – Алиса подобрала бедную картинку, помахала ею в воздухе и бережно спрятала среди других бумаг. – Следует хотя бы спрашивать разрешения.

– Ну вот ещё! Подумаешь, тайны гремландского двора!

– Какого? Гремландского? – проговорила она, давясь от смеха. И почему это Шарра при всей его бесцеремонности всегда умел рассмешить её?

– Да, так говорят. А что смешного?

– Да ничего. Просто на моей родине говорят: «тайны мадридского двора». Кстати, о тайнах: куда ты подевался после турнира? Я искала тебя, искала…

– Так. Никуда. Чего меня искать, что я, семерик, что ли?

– Глупый ответ.

Шарра, обычно заводившийся с пол оборота, вспыхнул.

– Эт-то почему это? – прошипел он, и его забавная рожица фавна мгновенно сделалась отталкивающей.

– Потому что ответ, который ни на что не отвечает, бессмыслен.

Она встала и вывалила морковь в таз для умывания.

– А если я не хочу отвечать? Тогда что? А может, у меня – дела?! Так я что, обязан тебе докладывать?! – завопил он, размахивая руками, как ветряная мельница. – А сама-то, сама! Разве ты предупреждаешь меня, когда разъезжаешь с Кристианчиком, а? На охоту они, видите ли, собрались! Хи-хи-хи! Болтались где-то до полудня, а добычи-то кот наплакал! Приволокли какую-то общипанную курицу и радуются!

– И вовсе даже не общипанную, а великолепную огромную цаплищу!

– Ну-ка, быстро скажи: «Цапля мокла, цапля сохла, цапля сдохла».

– Цапла мокла… э-э… цапля сохля… Тьфу!

– Быстро повтори: «Купи кипу пик»!

– Купи кипу пик. Ага!

– От топота копыт пыль по полю летит! Ну?

У неё получилось.

– А тогда ты скажи про Карла и Клару.

Юноша без запинки произнёс, даже с некоторым артистизмом. И всё остальное, начиная с «травы на дворе» и «Саши с сушками» и заканчивая «колпаком», который обязательно подлежал «переколпачиванию» и неосторожным «грекой» с его раком.

– А, да ты, наверно, это знал раньше!

– Только от тебя услышал, честно.

– Тогда в скороговорках тебе нет равных.

– Мне во всём нет равных.

– Я подозревала, что у тебя язык без костей, но не до такой же степени!