Другого волка Лось изрядно лягнул копытом, тот взвыл от боли и тоже отстал.
Ещё один хищник подпрыгивал, стараясь вцепиться в шею Лосю, но получил по морде лапой от Манула. Потеряв равновесие, он не заметил на своём пути занесенный снегом валун и на полной скорости влетел в него.
– Слабаки! – кричала им Волчица, не бросая погоню. – Бездари!
Но внезапно затормозила.
– Держитесь! – крикнул Лось и оторвался от земли.
Кутыптэ из последних сил вцепился в его белую шею и прижался всем телом. Даже через толстый тулуп он ощущал, как движутся и бугрятся мощные мышцы под шкурой с короткой белоснежной шерстью. Мальчик обнимал Лося с такой силой, что пальцем чувствовал спрятанный в рукавице волшебный амулет.
Лось перемахнул через глубокую ложбину и приземлился на другой стороне, отчего всадников изрядно тряхнуло. Двое резвых волков в пылу погони не заметили обрыв: они догнали беглецов и оттолкнулись от земли вместе с ними. Клац! Клац! – щёлкнули их зубы, но волки не достали даже до копыт Лося и кубарем покатились на дно в куче снега. Волчица подбежала к краю оврага и заглянула вниз, где отряхивались два её сородича. Она обвела взглядом округу. От её войска не осталось и следа. Она прищурилась вслед убегавшей добыче, и яростно зарычала, наморщив переносицу.
На немыслимой скорости, с которой Лось мчался сквозь зиму, его белая шкура и рога сливались с заснеженным лесом. Он бежал почти невидимый, почти прозрачный, едва различимый. Точно призрак. И со стороны казалось, будто сидевший верхом Кутыптэ летит по воздуху.
А Лось тем временем говорил:
– Мальчик в лесу, да ещё и один – приманка для любого хищника. Тем более для неё.
– Волчицы? – спросил Кутыптэ с испугом.
– У меня с ней давние счёты.
Звуки погони стихли, и Лось убавил шаг.
– Но что ты делаешь в лесу? Совсем один?
– Эй, – встрял Манул. – Он вообще-то со мной. А правда, – тут он обратился уже к Кутыптэ: – мне ты тоже ещё не рассказал.
Кутыптэ выпрямился, продолжая сидеть верхом на широкой лосиной спине, выдохнул и начал рассказ:
– Это началось вчера.
3. Сигнал тревоги
«Обещай, что больше не будешь!»
За ночь намело столько снега, что тропинку совсем занесло и идти становилось очень трудно. Маленький Кутыптэ возвращался из леса с вязанкой хвороста, утопая по колено в снегу. И хотя он хорошо знал эти места, всё же торопился вернуться домой засветло.
Лес вокруг молчал. Здесь было так тихо и холодно, что, казалось, замёрзла сама тишина и звуки не спешили уноситься вдаль, а прозрачными льдинками падали прямо в снег и утихали под его покровом, как под толстым пуховым платком.
Собранный хворост тянул к земле. Тяжеленные валенки и толстый тулуп делали движения вязкими. Кутыптэ часто останавливался передохнуть и подобрать выпавшие ветки, а с деревьев за ним наблюдали любопытные вороны. Они перескакивали с сука на сук и сопровождали его действия негромким карканьем. Иногда они грузно вспархивали, и тогда снежные комья летели с веток вниз и попадали Кутыптэ за воротник. Снег обжигал шею, таял и ледяной кусачей змейкой крался вдоль спины. Кутыптэ ёжился, хмуро смотрел на ворон и мечтал поскорее оказаться дома, у разведённого огня, чтобы согреться, обсохнуть и выпить горячего отвара из шиповника.
Наконец лес, в котором жутко было даже днём, разомкнул объятья, и впереди показался небольшой луг, а за ним приютилась на пригорке деревушка. Это ободрило мальчика и он прибавил шагу. Впереди оставался последний ряд деревьев, как вдруг из-за толстого дуба на него кто-то выскочил. Кутыптэ вскрикнул, повалился спиной на хрустнувшую вязанку, а сверху на него прыгнула хохочущая розовощёкая…