Мышка пожала плечами.

– Ты как-то ни о чём и не спрашивал… – ответила она задумчиво, но вдруг оживилась. – А сейчас ты собрал все припасы, и ничего не осталось. Возьми меня с собой, здесь мне всё равно есть нечего.

– Почему ты просто не уйдёшь к соседям?

Мышка вздохнула:

– У них кошки или собаки – мигом съедят. Да и потом, ты же хочешь найти сестру.

– Хочу!

– А она всегда была добра ко мне и дарила крошки, даже если ты прогонял.

Кутыптэ потупил взор, затем опустился перед Мышкой на колени, упёрся локтями в пол и склонился к ней близко-близко.

– Ты её видела? – прошептал он, и Мышка ощутила на шёрстке его дыхание.

– Я видела, как она ушла. Но не знаю, куда. На лугах и в лесу живёт много моих сестёр, они наверняка что-нибудь да знают. Я могу спросить. Если ты меня отнесёшь.

Кутыптэ спрятал белый амулет в рукавицу, натянул её на руку и нагнулся к Мышке. Она запрыгнула к нему на другую ладонь, и он ощутил прикосновение холодных лапок. Поднявшись на ноги, он спрятал Мышку пазуху. Потом натянул вторую рукавицу и шагнул к двери.

– Пойдём искать твоих сестёр.

– И твою тоже, – донеслось из-под тулупа.

10. Ночь без сна

«Я не струсил!»


В тишине уснувшего дома мерно сопел младенец. В одной кроватке на двоих спали дети Маруны – озорной шестилетний мальчуган и его старшая сестра. Но Маруне не спалось. Она лежала на спине с открытыми глазами. Не выдержав пытку бессонницей, Маруна повернулась и села на краю кровати. В доме царила такая тишина, что было слышно, как за окном шелестит снег и укрывает округу толстым пуховым платком. В очаге сонно поблёскивали под золой малиновые брюшки угольков.

– Не спится? – шепнул Турон.

Маруна набрала воздуха для ответа, но промолчала. Турон провёл ладонью по её плечу.

– Не тревожься.

Маруна покачала головой:

– Я за ними.

Она поднялась с кровати, но Турон взял её за руку. Маруна обернулась, и даже в темноте Турон знал, каким взглядом на него смотрит жена.

– Ну куда ты сейчас, в такую метель? Они спят уж давно. Только перепугаешь. Да и наши потом до утра не уснут.

Маруна со вздохом опустилась на место.

– Почему мы сразу не забрали их на ночь? – шепнула она и покачала головой.

Сынишка заёрзал во сне, и Маруна вновь поднялась, чтобы поправить на нём покрывало. А когда она вернулась в кровать, где муж укрыл её, обнял и прижал к себе, Кутыптэ шагнул на луг, оставив за спиной мостик через ручей. Вьюга не унималась, а ветер пихался, как деревенский грубиян после трёх кружек хмельной браги.

Посреди луга больше не было ни дерева, ни страшной старухи. И если бы не весомая тяжесть ожерелья на шее Кутыптэ, он был бы уверен, что старуха ему всего лишь почудилась. Привиделась. Приснилась… Но нет, колдовское украшение было здесь, и мальчик видел, как оно бросает весёлые блики на снег, отражая свет фонаря.

Наконец он добрался до кромки леса и стал перед ним, как у высоченной неодолимой стены. Ветер толкал его в спину и подначивал: давай, мол. Что замешкался? Струсил?

– Нет! – крикнул Кутыптэ. – Я не струсил!

– Молодец! – подбодрил голосок из-под тулупа.

– Да! – прокричал в ответ Кутыптэ, разжигая в себе уверенность.

Но испугался своего же крика. А ветер только рассмеялся в ответ и швырнул в него пригоршню снега.

Кутыптэ набрал морозного воздуха, сделал долгий выдох и ступил в лес. Чем дальше пробирался он по неутоптанному снегу в чащу, в самую дремучую её сердцевину, тем тише становилось вокруг, а ветер заметно стихал. Но ещё слышны были его завывания, и стволы деревьев тревожно качались под его натиском, скрипели и тяжко охали. А вверху, в вышине, настороженно шептались ветки. И сыпались оттуда снежные комья.