Второй после аппетита движущей силой в кошачьем характере была любознательность. Она граничила с безумием и многократно обещала не довести Лайзу до добра. Чего стоила одна только её навязчивая идея забраться на высокий итальянский шкаф, почти достигающий трёхметрового потолка, дабы убедиться, что ничего интересного наверху нет. Лайза кругами ходила вокруг Монблана и досадливо мяукала. Она вставала на задние лапы и вытягивала шею, как сурикат, в мыслях взлетая на вожделенную вершину. Но гора была неприступна; её гладкая и скользкая, как зеркало, поверхность давала понять, что затея пушистой скалолазки бесперспективна.

Не хочу задаваться вопросом, что за сила была «движущей» для меня, но я всячески потворствовала кошке. Помехой для нас обеих был маленький рост. Поэтому я забралась на кровать, взяла Лайзу на руки и подняла. Кошка встала на задние лапы, а передними ухватилась за верхний плинтус. Остальное было делом техники. Покоряя вершину, альпинистка щедро одарила меня шлейфом из пыли. Она тут же осела на плечи в виде генеральских погон, а затем посыпалась с них на пол, предвещая скорое родительское недовольство.

Но и это было бы полбеды. Выяснилось, что Лайза не собирается слезать со шкафа! Она не поддавалась уговорам, притворяясь глухой, и увлеченно изучала обнаруженное на вершине плато, вздымая хлопья пыли. Я же беспомощно бегала вокруг шкафа с тряпкой и «Вискасом», взывая к её благоразумию. В итоге Лайза воссела на краю шкафа, как сфинкс, и уставилась на меня. В глазах её бегали озорные искорки.

Когда попытки вразумить неблагодарное животное меня утомили, я поплелась в ванную комнату. Обдав лицо холодной водой, я взглянула в зеркало и почувствовала себя умытой во всех смыслах. Татарская традиция в подобных случаях рекомендует выпить чаю. Но как только я поднесла чашку к губам, из соседней комнаты донёсся грохот. Там жёстко приземлилось явно не пернатое существо.

Конец ознакомительного фрагмента.