Лайфсровер Даниил Санкара

По мостовой мерно и привычно стучала трость идущего джентльмена лет пятидесяти, седого, одетого в темного цвета плащ, под которым был смокинг. На ногах сверкали начищенные у юного бутблекера, кожаные туфли. Он всегда выглядел безукоризненно, так его приучили в детстве. "Джентльмен должен выглядеть безупречно" – наставляла его мать. На его левой руке красовались наручные часы, по этой причине походка его была несколько скованной. Нельзя было совершить неловкого или резкого движения рукой, чтобы не сбить чуткий к вибрациям швейцарский механизм.

В этот вечер поздней осени было совсем темно. В парке ему попадались редкие прохожие. Как обычно он шел в полном одиночестве без какой-либо компании. Признаться, он недолюбливал людей и считал себя лучше многих из них. А своим рассуждениям придавал вес больший, чем умозаключениям других. Так было не всегда, наверное, это с ним сделал возраст. Так и сейчас он шел по парку и думал на привычную (и приятную) для него тему:

На дворе конец XIX века и люди так испортили воздух в городе, сжигая уголь различные спирты и масла, что через сто лет наверняка не останется больше возможности продолжать жить на земле. Люди сами истребят свой род по причине отсутствия благоразумия, планирования на несколько десятков, а то и сотен лет вперед. Вообще непрозорливая глупость не доведет человечество до добра.

Именно такие размышления были приятны почтенному господину. Они все более уверяли его в том, что если бы все глупцы испросили его мнения, тогда он указал на их ошибки и заблуждения. Людям преклонных лет свойственно увлекаться подобными измышлениями.

Так рассуждая, он не заметил, как с запястья сползла белая перчатка на правой руке, в которой была трость. Она портила собой безупречный образ джентльмена. Так же, как и одно явление портило его безупречный ход мысли.

Нужно признать, что джентльмен совершал вечерние прогулки в городском парке не только по причине пользы оных, как уверяли врачи. Хотя, что они могут знать?! Разве может быть полезной прогулка по задымленному городу, конечно же нет! Джентльмен поднимался по невысокой уличной лестнице парка, а вокруг него горели фонари. Необыкновенные, они освещали зелень и серую мостовую своим электрическим светом. Им не нужен был фонарщик, так как внутри не было спиртовых свечей, там были электрические лампочки. Они загорались сами по себе и все одновременно. Это было как чудо, но гасли они ближе к рассвету, также все одновременно.

Джентльмен любил смотреть на свет этих фонарей, на то, как необычно выглядит в их лучах освещенная листва деревьев и трава. В этом было что-то таинственное, что-то сказочное. В этом был гений человека, который выдумал такое, ставшее для всех обыденностью.

Глядя на свет электрических ламп, спрятанных на вершинах фонарных столбов. Джентльмену приятно было думать, что где-то есть человек или даже люди, которые гораздо образованнее и умнее, чем он сам. Эти люди есть надежда, на будущее человечества. Они могут силой своего разума позволить человечеству в целом прожить дольше ста лет. Может быть, двести, или даже пятьсот.

Эта мысль была уже совсем смелой, но господин каждый раз так восхищался при виде освещенного темным вечером парка, что позволял себе вольности в своей голове. И ему это даже нравилось.

У человечества есть надежда, – думал он, не подозревая о том, что в этот момент его сердце сделало последний свой удар, – я никогда не встречал людей подобных тем, что придумали лампы. Но они есть. И благодаря им, возможно когда-нибудь, удастся познать смысл бытия.

Мужчины уже бежали к старику, упавшему навзничь, на ступенях пандуса в городском парке. Дамы, те, что покрепче отворачивались, другим же становилось дурно и они оседали в руках кавалеров. Когда люди подходили ближе они видели, что глаза старика открыты и направлены куда-то вдаль, а искаженное лицо отображало случившийся инсульт. Кто-то из группы наблюдавших пытался делать массаж сердца.

Надо же, – думал старик, – от чего они все суетятся, глупые?! Я же… постойте! Шел по парку, затем был удар в груди и взгляд сузился как будто в глубокий тоннель. Я что, умер?! Боже мой, я действительно умер!

Старик видел свое тело сверху. Видел, как суетятся люди вокруг его недавнего тела, не испытывая к происходящему жалости или сочувствия. Наоборот, он чувствовал радость. Переход от одного состояния к другому произошел так быстро и неожиданно, что он не успел даже толком ощутить своего падения и удара о твердые базальтовые ступени.

Как было бы здорово рассказать всем, что жизнь продолжается, – думал он. Эй, люди! Смотрите, я здесь, все в порядке! Смерть – это не страшно и даже совсем не больно!

Никто его не слышал. Рядом уже находилась карета скорой помощи. И его беспомощного стали грузить.

Как же им рассказать?! – думал старик. Вот это было бы действительно великое открытие – доказать, что смерти на самом деле нет! Ох, если бы я был жив, тогда бы точно рассказал. Но они глупые не поверят. Скажут – "Ты же живой! Как ты можешь знать, что смерти нет, если никогда не умирал?!". Наверное, сделать такое открытие в принципе невозможно.

Старик так внезапно погиб, что его даже жалко. Казалось, он как минимум должен встретить в том парке свою последнюю любовь. Или с ним обязана приключиться другая захватывающая история. В гениальном романе все могло сложиться именно так. Но, к сожалению, эта история уже написана и таково ее начало. Кроме того, какое событие может быть более захватывающим, чем внезапная смерть?! Ведь в жизни часто так и происходит.

Нужно отметить, что последняя мысль старика, промелькнувшая за мгновение до его падения, сыграла в дальнейшей его судьбе очень важную, и при этом, даже, положительную роль. Но сейчас ему было невдомек. Все, чего он хотел, это посетить свое родовое гнездо с великолепным садом. Как только он помыслил об этом, тут же очутился в саду недалеко от собственных витражей со слюдяными оконницами. Он наблюдал забавную картину, как собрались его родственники и решали, кому должен принадлежать дом.

«Ага, вот они чем занимаются, пока меня нет дома! – Думал старик. – Когда я совершаю моцион, эти шакалы собираются у меня во дворе и решают, кому достанется дом. Я вас всех раскусил, вот как сейчас наподдаю, будете знать!»

Он подкрался сзади и попытался ударить в затылок собственного племянника. Но тот, как ни в чем ни бывало продолжил участвовать в дележе и кричал таким же противным голосом, как и его глупая мать. Старик сделал еще несколько попыток напугать родню внезапностью своего появления. И вот, когда он в конец выбился из сил, то вдруг вспомнил, что он мертв.

«Но так не может быть, – сидя на аккуратно стриженом газоне, думал джентльмен. – Не может человек умереть и видеть это безобразие, скорее всего я сплю и вижу какой-то ужасный кошмар. Нужно срочно просыпаться!»

Он сделал несколько попыток проснуться, но ничего не вышло. Он начал щипать себя и не почувствовал боли.

«Ну конечно же сон, – обрадовался старик. – Только во сне испытываешь такие ватные безболезненные ощущения, когда щипаешь себя. Нужно срочно отыскать, где же я улегся спать, затем проснуться и прийти сюда, чтобы разогнать это собрание.»

Как только он подумал о своем теле, то мгновенно оказался над зеленой лужайкой, заставленной могильными камнями.

«Как?! – Поразился он. – Эти идиоты закопали меня на кладбище, спящего?! Из-за этого я и не могу проснуться! Никто в здравом уме не захочет просыпаться на кладбище! И даже если я вдруг очнусь, как мне оттуда выбраться?! Конечно, вы об этом не подумали мерзкие самолюбивые отродья! Олофсен, ты всегда противно пела своим истеричным тоненьким голоском! В твоей ватной голове нет и представления о сольфеджио! Томм и Мартин, я вас всегда ненавидел, надо же быть такими глупцами – уложить брата спать в могилу!»

Ему стало ужасно интересно, как же он там спит. И сколько еще осталось до рассвета. Но в то же время заглянуть в могилу было жутко. Что если он проснется в ней, тогда уж ему точно грозит мучительная смерть, ведь он просто задохнется там внизу.

«Нет, нужно экономить кислород, который еще сохраняется на дне, – начал рассуждать престарелый джентльмен, – он не позволит задохнуться. Приду чуть позже! Возможно, эти злоумышленники опомнятся и снимут хоть небольшой слой земли, чтобы проведать своего любимого брата, дядю и мужа в конце то концов! Вот тогда-то я проснусь, тогда-то я их порадую.»

В ожидании возвращения своих родственников и проведения счастливой эксгумации. Старик стал посещать места, в которых бывал при жизни. Он заходил в те же магазины, здоровался с теми же людьми. Подсаживался к своим знакомым, выпивавшим свой кофе, читал их газеты. Иногда отпускал остроты о политиках и сам же смеялся над ними. Жизнь стала как прежде, она текла привычно и размеренно. Только люди перестали ему отвечать. Во время дружеских посиделок по вечерам он частенько провоцировал всю компанию. Иногда было так весело, что наперебой говорили все вместе с ним и смеялись над его шутками. А бывало, что он отпускал колкость в адрес кого-то, и все угрюмо молчали. Так он стал привыкать, что с его мнением считаются и даже не позволяют себе оспаривать взвешенную, правильную и остроумную позицию.