Лиза раздавила цветок каблуком.
– Я не твоя кукла.
Комната треснула. Духовника выбросило в пустоту, пронзив холодом, которого он не знал даже в бездне.
– —
Расплата.
Наставник ждал его у границы миров, где звёзды горели тусклее.
– Ты забыл главное, – сказал он, и в его голосе впервые звучала грусть. – Свобода воли – не препятствие. Это «правило». Даже Создатель не смеет его нарушить.
Духовник смотрел на Лизу сквозь пелену реальности. Она сидела на кухне, механически перебирая таблетки в пластиковом контейнере. На стене висел календарь с перечёркнутыми днями. Все одинаковые.
– Но она…
– Страдает? Да. Но её боль – её путь. Ты можешь светить у входа, но войдёт ли она – решает только она.
Эпилог
На следующий день Лиза шла на работу и увидела в луже отражение неба – такого синего, что заныло сердце. Она остановилась. Достала телефон, чтобы сфотографировать, но передумала.
– Глупости, – прошептала, поправив плащ.
Но вечером купила краску для волос. Бирюзовую. Стояла с тюбиком у кассы десять минут, положила обратно. Потом снова взяла.
Духовник не вмешивался. Он лишь подул на лужицу у её дома, чтобы завтра в ней снова отразилось небо.
Глава 5. Совет Наставников
Их собрание проходило там, где время текло вспять, а пространство складывалось в оригами. Сад из мрамора и тумана: одни деревья цвели зимой, другие сбрасывали листья в зное. Духовник шёл по тропе, чувствуя, как камни под ногами шепчут: «Ты не готов».
На поляне, где воздух мерцал как расплавленное золото, ждали Наставники. Не люди – сущности в обличьях, которые менялись с каждым вздохом: старик с крыльями совы, женщина с лицом реки, юноша, чьи пальцы переплетались корнями.
– Ты задал вопрос, – сказала Река-Женщина, и её голос звучал как плеск волн о берег. – Но ответ уже живёт в тебе.
Он хотел возразить, но пространство сжалось, перенеся их в сердцевину спора.
– —
Первый аргумент: Пламя.
Наставник в облике кузнеца ударил молотом по наковальне. Искры сложились в образ:
«…Мальчик бежит по полю, за ним плетётся тень болезни. Духовник врывается в его сон, заставляя увидеть лекарство. Мальчик выживает. Становится целителем. Спасает тысячи…»
– Иногда боль – это тупик! – прогремел Кузнец. – Ломаешь замок – спасаешь жизнь!
Обжигающий жар прокатился по саду. Духовник вспомнил Лизу и её раздавленный лотос.
– —
Второй аргумент: Ветер.
Наставник с лицом, скрытым вуалью из листьев, подул. Искры погасли, сменившись видением:
«…Девушка на краю пропасти. Проводник толкает её, чтобы «спровоцировать борьбу». Она падает. Умирает. Но в последний миг её душа кричит: «Я не выбирала это!»…»
– Насилие – не урок, – прошелестел Ветер. – Даже из лучших побуждений.
Холод пронзил духовника. Он узнал в девушке себя – ту давнюю жизнь, где его сломали «ради блага».
– —
Третий аргумент: Земля.
Женщина, чьи волосы были сплетены из колосьев, коснулась почвы. Из трещины вырос цветок, обвивший Кузнеца и Ветра:
«…Старуха, тридцать лет прячущая стихи в чулане. Проводник посылает ей сны о поэтессах. Она сжигает тетрадь. Но через год находит обгоревший лист и пишет первое за десятилетия слово: „Прости“…»
– Семя лопается в своё время, – сказала Земля. – Ты поливаешь. Но не раскапываешь.
– —
Суд.
Наставники замолчали. Духовник смотрел на свои руки – то прозрачные, то плотные, будто материя колебалась вместе с мыслями.
– А если время кончится? – спросил он. – Если Лиза так и умрёт в своей скорлупе?
Река-Женщина протянула ладонь. В ней плавала рыбка с разбитым хвостом.
– Ты видишь рану. Но не видишь, как она меняет узор чешуи. Страдание – тоже творчество.
– Тогда зачем мы? – вырвалось у него. – Чтобы смотреть?