– В кафе, где он брал кофе, на стене появилась карта «Затерянных арт-пространств города».

– На экране чужого телефона в метро мелькнула цитата: «Творчество – это прыжок в пропасть. Но сначала надо подойти к краю».

– Даже дождь, стучавший по зонту, выстукивал ритм, похожий на биение сердца перед выходом на сцену.


– —


Развязка.


Александр стоял перед магазином художественных товаров. Витрина сверкала тюбиками красок. В кармане жгло листок с адресом курсов.


– Просто посмотреть, – пробормотал он, толкая дверь.


Духовник коснулся ветра, и колокольчик над входом зазвенел так, как звенел когда-то в его детстве, когда мама вела его в кружок рисования.


Продавец, седой мужчина с краской под ногтями, протянул ему кисть без слов. Александр взял её. Ручка была теплой, будто её только что выпустила чья-то ладонь.


– Для начала хватит, – сказал продавец, и в его глазах промелькнула искорка, которой не бывает у обычных людей.


– —


После.


Ночью Александр положил на тумбочку кисть, книгу и листок с курсами. Его сон был пуст – духовник не вмешивался. Он заслужил право выбрать сам.


А утром, вместо галстука, надел старую рубашку с пятнами акварели. Ещё не зная, что это форма свободы.

Глава 4. Тень Сомнения

Лиза жила в мире, где все двери закрывались на три оборота ключа. Её квартира пахла стерильностью больничных коридоров, а на столе в ряд стояли флаконы с надписью «Не нарушать порядок». Духовник наблюдал за ней дольше, чем за другими. Её душа напоминала лабиринт из зеркал – каждое отражало боль, но не ту, что от потерь, а ту, что рождается от страха «начать».


Он решил действовать, как с Александром: сны, знаки, случайности. Но Лиза была не из тех, кто верит в случайности.


– —


Первая попытка: сон.


Он создал для неё берег моря. Не того, что на открытках, а настоящего – солёного, дикого. Волны выносили на песок деревянные ящики. В одном – палитра с красками. В другом – фотография её матери, которая когда-то пела в хоре, пока не выбрала «стабильность». В третьем – ключ.


Лиза подошла к воде, но не стала открывать ящики. Зарыла их в песок и ушла, оставив следы, которые волны тут же смыли.


– Слишком очевидно, – сказал Наставник, появившись в виде чайки. – Она не доверяет дарам.


– —


Вторая попытка: знак.


В аптеке, куда Лиза ходила каждую субботу, появился новый сотрудник – мужчина с гитарным ремнём через плечо. На его ладони была татуировка: «Свобода – это прыжок в пустоту».


– Ваш заказ, – улыбнулся он, протягивая пакет с лекарствами. Внутри среди коробочек лежал сушёный цветок и записка: ««Ромашка для храбрости. Расцветает даже в трещинах асфальта».


Лиза выбросила цветок в урну. Мужчина исчез на следующий день.


– —


Третья попытка: встреча.


Духовник сплел её маршрут так, чтобы она прошла мимо парка. Там, на скамейке, сидела девочка, рисовавшая мелом на асфальте радугу. Рядом – мольберт с плакатом: «Подари цвет слепому миру!».


– Хотите попробовать? – девочка протянула Лизе мелок.


Та замерла. Вдруг вспомнила: ей пять лет, она разукрашивает стену в приюте, а воспитательница кричит: «„Испортила ремонт!“».


– Нет, – резко ответила Лиза, ускорив шаг.


Девочка вздохнула и стёрла радугу.


– —


Прорыв отчаяния.


Духовник нарушил правила. Ворвался в её сон напрямую – не намёками, а явью.


Они стояли в белой комнате без дверей. Он принял облик юноши (каким был в прошлой жизни), чтобы не напугать.


– Послушай, – начал он. – Ты задыхаешься. Я могу…


– «Уйди», – перебила Лиза. Глаза – щели, голос – лезвие. – Ты как все. Хочешь, чтобы я «раскрылась», «нашла себя», а потом ушёл, когда станет трудно.


Он протянул руку, и в ладони расцвел лотос – символ чистоты, преодоления грязи.