– Надо и мне попробовать, – водка больно слабой стала. – Коська ткнул под бок соседку, уже не раз порывающуюся то петь, то танцевать.

– Я тебе попробую. – Стукнула его кулачком по лбу другая соседка, – теперь Сергей вспомнил, его мать. – У него от этого, поди-ка, – что сын, что внук.

– Внук – да, этого не отнимешь. – Заупрямился Коська. – А сын – каждому бы так жить. Это вы целый день в поле горбатились, а он – в лесу, на природе. Зарплата – не меньше, чем у тебя была, плюс пару-тройку корзин за день сплетет. В итоге – больше управляющего выходило.

– Все равно, до внука дошло. – Поддержала свекровь его жена.

– Дядя Василий, ты тоже так думаешь? – «Тоже мне, нашел защитника?», – недовольно шепнул отец, но ответил честно. – Ты бы все-таки меньше пил, не позорил мать. А дядя Митя начал выпивать уже после того, как сын родился. Нутро в кузнице надсадил, на глазах чахнуть стал, а тут знахарка через деревню проходила, – она и присоветовала этот рецепт. Помирать готовился, уже и домовину заказал, а сам еще тридцать семь лет прожил.

– А верно, что он медведя голыми руками поборол?

– Не так немного. – И Сергею бросилось в глаза, как вздрогнул, и напрягся отец. – Толик-охотник сказывал, если бы медведь его раньше увидел, то, еще не известно, чем бы дело закончилось. А тут одновременно. И пока медведь в стойку вставал, дядя Митя его кулаком по носу и вдарил. А тот рявкнул и – наутек.

– Сергеич, а расскажи, как ты медведя рукой убил? – «Что-то поднапутал дед Никита?». Но отец как-то разом осел:

– Давайте лучше выпьем. – Но по шепоту и взглядам понял, что, все равно, не отвертеться. – Тут и рассказывать особо нечего. Да и давно это было. Гладите, какой у нас сын вырос, Полковник.

– Пусть покажется. Оценим. – От молодого, задорного девичьего голоса Сергею – хоть сквозь землю провались.

А бабенка не унимается:

– Красавец. Чур, я с ним первая танцую. У всех налито? За гостя. – И ловко опрокинула рюмку.

Как не хотелось, пришлось-таки отцу тайну открыть:

– Давно это было. Ну, из меня и раньше сборщик ягод, как из медведя балерун, был. Только, супруга пристала, словно банный лист: «Пошли, да пошли», – страшно одной ей, видите ли. Ну, пошли, а куда денешься?

Честно говоря, я и не знал, что зря себя недооценивал. Ягодка по ягодке, ягодка по ягодке – корзинку ведерную насобирал, а ягоды крупные, отборные, – самому любо.

Оглянулся, а супруги рядом нигде нет. Крикнул – не отзывается. Еще раз-другой, – не слышит. Потом присмотрелся, а она за кустом, – только куртка новомодная, с ворсом, – такая где-то еще сохранилась, – между листьями виднеется.

Ну, и взыграло детство в одном месте. Руку сквозь куст протянул, и – зарычал тихонько: «Ры-ы-ы».

А на меня морда медвежья, и тоже: «РА-А-А!».

– И тоже по носу кулаком? – Хихикнул Коська.

– Если бы. Оба развернулись, и в разные стороны бросились. Бегу, а в голове одна мысль: «Разодрал жену медведь, – раз она не отзывалась. Как же теперь жить-то?». И мимо дома – прямо к Толику-охотнику. «Так и так, мол, – слезами умываюсь, – съел медведь бабу».

Толик – ружье со стены сдернул, на плечо: «Пошли, пока совсем не стемнело – покажешь».

Дорого, похоже, стоило отцу это признание, – так и прячет глаза от стороннего взгляда. – Сначала корзинку мою нашли, целехонькую, а уже от нее – и след медвежий.

– А Ирина? – Кто, угодно, мог этот вопрос задать. Не разглядел-таки Сергей, чей этот вопрос. – Или не Ирина там была?

– Погоди. – Остановил ее отец. – Не мог же я Толика одного оставить. С километр, наверное, прошли. Сначала лепешки пошли, потом кровавые лепешки, а потом и сам медведь. Мертвый. Теплый еще.