И при этом не переживали,
Что в них вкуса… то есть – счастья – нет.
Мы к нему и не стремились – к счастью,
Часто зло обсмеивая тех,
У кого был образ счастья
с частью,
Напрочь отражающей наш смех…
«Без сомнения о чуде…»
Без сомнения о чуде
Нам известно лишь одно:
В одноразовой посуде
Подаётся нам оно.
Может – чудное виденье
Незнакомки по весне.
Или вкус стихотворенья
В быстрорастворимом сне.
Иль с чужой душой свиданье
В нерасплёсканной тиши,
Или сладкое незнанье
Своей собственной души.
«Носит русская река…»
Носит русская река
Нас, как нянька, на руках,
То балуя, то ругая —
Неизменчива в веках,
Но и каждый миг – другая,
Утекает… притекает…
Далеко… издалека…
Божьей повести строка,
Чудо – русская река.
«Закат – прообраз конца света…»
Закат – прообраз конца света —
Лиловый, пурпурный, багровый.
Бог миллионы раз об этом…
А мы – не готовы…
А мы на краешке межи
Сидим, завалены вещами,
И вдруг поймём, что наша жизнь
Всего лишь ритуал прощанья.
Уйдём, уедем, улетим?
Печаль всё круче.
Ничто не нужно нам в пути
Из этой кучи.
В баул дорожный не сложить
Всех масок платья…
Зачем же, господи, мы жизнь
На это тратим?
Свисток кондуктора – врасплох!
Перрон отчалит,
И грустно усмехнётся Бог
Твоей печали…
«Сон – ночной, дневной ли, краткий…»
Сон – ночной, дневной ли, краткий,
Из миражных паутин
Сон – не отдых, а зарядка,
Дозаправка на пути.
Без еды-питья – вот странно! —
Можно жить и день, и пять,
А вот без подпитки праной
Сутки, и – хоть режьте! – спать!
Не услады для над миром
Реют сны в ночной тиши —
Живоносные эфиры
Наполняют бак души.
И когда в рассветном иле
Брезжат пробужденья знаки,
Значит, что в теломобиле
Полны баки…
Закрывает небо краны.
Как круги на водной глади,
Тают сны, и, значит, праны
Хватит на день…
Февраль
Смотрю в окно – чудит, родимый:
Метёт, метёт, метёт, метёт,
Как зверь… не раненый – ранимый,
Всех любящий, но не любимый…
Земля давно другого ждёт.
В его метелях слышен ропот —
Как не роптать: все дни с утра
Он слышит, как его торопят:
Пора, пора, пора, пора…
А в нём любви переизбыток —
Признанья ткёт позёмки нить:
«Любовь – сладчайшая из пыток
Любить, любить, любить, любить!..»
В холодных муках тщетно ищет
Огня.
Огня, огня, огня!..
Всё серебро собравший… нищий,
Он покидает толковище
За два – до пораженья – дня…
«Всему есть срок: весна – цветенье…»
Всему есть срок: весна – цветенье —
Плоды – зима… и замкнут круг.
Вершится жизнь не по хотенью
Емелей выловленных щук.
В кругу творятся – вот ведь штука! —
Неблаговидные дела:
Он отпустил к детишкам щуку,
А щучка деток… сожрала.
Вот так и мы обедом будем,
Без различенья лет и лиц…
Так думал я, шагая к пруду
С охапкой новеньких жерлиц.
«В май-июнь и так тепло…»
Насте
В май-июнь и так тепло,
Можно с холодом родиться,
Чтоб тепло само сквозь лица
Прямо в душу натекло.
А в декабрьскую тьму
Всё, конечно же, иначе —
Посылает Бог горячих,
Чтоб теплом помочь Ему.
«Как хорошо испить волшебный кубок…»
Как хорошо испить волшебный кубок
Какого-нибудь терпкого вина,
Ну а потом торжественно и грубо
Послать всех на…
Ах, молодость! Течёт, не иссякая,
Волшебнопосылальное вино,
Ведь жизнь… она такая и сякая!..
Такая и сякая… но…
Ещё сто лет… и вот уже не пьётся.
Пустопорожний морок – жить и пить.
Напраслина. А что же остаётся?
Любить!..
Гармония и красота
Гармония брюхата красотой,
В любом из измерений и пределов
Она богата красотой.
А той
До материи-гармонии нет дела.
Не к месту вспыхнет, без следа сгорит
И зарыдать заставит огнеборца
Корявою полоскою зари,
И ей плевать на таинство пропорций…
В гармонии сокрыта красота,
А та,
Покинув золотую хризалиду,
Пускается так путано летать,
Что ни гармонии, ни вида,
Ни смысла нет в маршрутах завитых