Целитель достал из саквояжа куклу и попросил:

– Покажите, что у Вас болит.

Дотрагиваться до женщины, особенно знатной, не мог ни один врач, это каралось долгими годами тюремного заключения. Да и ни одна женщина не снесла бы такого позора, как ощутить на своём теле прикосновение чужого мужчины.

– Даже не знаю… Внезапно нападает страх и становится плохо. Хотя… бывает ощущение, что сжимается правая часть мозга.

– Вот как, – усмехнулся муж.– Злоупотребляешь клизмами, а отражается на мозге.

Врач осуждающе взглянул на главу колонии.


Мэри Маркхэм вошла в класс для индейцев. Множество тёмных глаз туземцев с интересом уставились на неё. Девушка пробурчала приветствие, борясь с конфузом, прошла к доске, глядя в пол. Стала писать буквы алфавита.

За учительским столом сидел Сэмюэль Элфорд. Мэри сразу обратила внимание на небрежно причёсанные волосы молодого человека и хмыкнула:

– Вам бы парик носить, раз не дружите с расчёской. Даже у индейцев стрижки аккуратней.

Она бросила косой взгляд на Элфорда, и тут же щёки залила краска: юноша пугающе бесстыдно разглядывал кружева на вырезе её платья. «Какой испорченный типчик! Видно, что жуткий бабник… И этого господина призвали охранять мою репутацию!» – возмущалась про себя девушка.

Собравшись с духом у доски, она расхрабрилась и повернулась лицом к индейцам, которых было так много в классе, что некоторые сидели на полу. Сердито и скептически для солидности посмотрела на темнокожих людей с экстравагантными стрижками: у кого ирокез, у кого на выбритой голове хвостик, у других перья в волосах. Их кожаная одежда попахивала крепким, мужским потом.

– Поднимите руки те, кто знает английский язык, – попросила учительница.

Большинство подняли руки.

– Очень хорошо… Хотите ли вы научиться читать и писать на английском?

Индейцы быстро посовещались и единодушно подняли руки.

На уроке они внимательно слушали Мэри и дружно повторяли буквы и слова по её просьбе. Девушку воодушевила такая тяга к знаниям.

Когда Мэри Маркхэм объявила конец занятиям, и вышла в коридор, Элфорд последовал за ней, и, не обращая внимания на девушку, прошёл мимо.

– Мистер Элфорд!

– Да, мисс? – остановился молодой человек, – Говорите быстрее, я очень спешу.

– У нас упразднили лишние поклоны, но уважительное отношение к даме и коллеге никто не отменял!

– Я думаю: такому умному и бравому парню, как я, можно обойтись без такой мелочи, как обходительность. А что я сделал не так?

– А проводить даму до кареты? А пожелать всего доброго? Почему я должна напоминать Вам правила хорошего тона, будто Вы не джентльмен? – поражалась Мэри.

– Ах, извините, я думал, что квакеры упразднили любые проявления галантности… А как на счёт того, что у квакеров женщины и мужчины равны в правах? Сегодня я провожу Вас, а завтра, может, Вы проводите меня?

– Ну не хотите провожать, и не надо! Можете вообще не присутствовать на моих уроках! Не хочу воровать Ваше драгоценное время!

И девушка с обиженной миной и высоко поднятой головой направилась в выходу.

Дома Мэри жаловалась отцу:

– Папа, этот Элфорд довольно-таки нахально разглядывал меня с головы до ног! И у него совершенно нет хороших манер! Я сочла его поведение оскорбительным и заявила, что не нуждаюсь в охране.

– Да ну вас, девок! Как можно оскорбить красивую девушку повышенным вниманием? А что будешь в классе без охраны, даже лучше. Индейцы поймут, что мы им доверяем.


Мэри шла мимо Элфорда в коридоре школы, немного отвернув голову в сторону, намериваясь специально не здороваться с нахальным субъектом. Он неожиданно поймал её руку, отчего девушка вскрикнула. Не успела она забрать руку, как тот запечатлел поцелуй.