Сразу за забором воинской части начинались густые заповедные леса. Недалеко от дороги стоял большой бревенчатый дом, похожий на некрасивый терем. Все знали, чей это дом, но никто в гости туда не ходил. Проживал там суровый и справедливый лесник Пётр Вершинин. Никто не знал, сколько ему лет, потому что бородища у него была лохматая, и торчали из неё только колючие чёрные глаза.

В лесу у Петра был абсолютный порядок, каждую тропку, каждое деревце он знал и берёг. Про браконьерство или охоту и речи не было. Все знали и про ружьё Петра Вершинина, и про нюх его на лесных хулиганов. Жил он в тереме своем с женой-красавицей Татьяной и сынишкой Матвеем. Всё было хорошо, пока не обнаружили врачи у Татьяны рак. Уходила она мучительно, всё лето страдала. Врачи уже не брались помочь ей, ухаживали за ней Пётр и Матвейка. Тогда-то и разучился мальчонка улыбаться, а Пётр «спрятался» в своей косматой бороде.

Если бы не сотрудники опеки, то позабыл бы лесник сына и в школу устроить, всё он хотел позабыть, не мог он жить без своей Танюши. Матвей стал привыкать к тишине в своем доме, к постоянному молчанию и без того неразговорчивого отца, научился варить щи из того, что наросло на огороде, заводить тесто и печь блины.

Сам проверял свои уроки, да и в дневнике за родителей тоже сам расписывался. Не нужны ему были эти глупые избалованные одноклассники. Ни с кем из них он не хотел дружить, а вот поступок этой малявки, как – будто что-то растормошил в душе мальчика. Взяла бы, да и съела эти конфеты сама, нет же, побежала. Да хоть и было мальчонке всего восемь лет, а понял он, что неспроста эта мелкая глазастая пигалица выглядывала его на горке.

Так и завязалась дружба Матвея и Иринки. Везде вместе, везде рядом. Он, как огромная скала, заслонял её от всего, опекал и оберегал. Никому и в голову теперь не приходило обозвать или толкнуть Иринку. А она красивым почерком подписывала ему тетрадки, делилась с ним в столовой котлетами и булочками, указывала, когда ему уже пора сходить в парикмахерскую, брала его за руку и приводила к маме на работу.

Стал Матвей ходить и в дом к Иринке, где он боялся ко всему прикоснуться своими большими руками. Боялся наследить, насорить, помять. Родители Иры улыбались неуклюжему гостю, и представить себе не могли, что через несколько лет Матвей станет их зятем.

В одиннадцатом классе, когда учительница проводила беседу-инструктаж с ребятами о том, как нужно себя вести на новогодней дискотеке, Ира с Матвеем, сидевшие неизменно вместе, были непривычно тихи и растерянны. Ирочка натянуто улыбалась весёлым шуточкам мальчишек, а Матвей мял костяшки пальцев.

По дороге домой они шли, как обычно, держась за руки. Только как-то очень быстро, словно опаздывая куда-то. Ире очень хотелось, чтобы мамочка куда-нибудь ушла, но именно Ольга Алексеевна открыла ребятам дверь и принялась щебетать, расспрашивая об оценках за полугодие, о морозе, о том подогреть ли супчик, или ребята будут кушать омлетик. Она, вообще, уже очень давно для себя решила, Матвейка им с папой, как сын.

Пять лет назад, когда папа Матвея пропал в тайге, опеку над мальчиком взяла троюродная тётка, которая появлялась раз в год, на день рождения мальчика. Потихоньку мальчик перебрался к Авдеевым, ему даже была выделена своя комната. Папа Саша, так мечтавший о сыне, получил его уже взрослым, серьёзным мальчиком, а мама Оля наконец нашла того, кто съедает махом все её блюда и всегда просит добавки. Иришка же всегда была рядом с защитником и лучшим другом. И вот теперь Ире с Матвеем надо было как то подобрать слова и объяснить родителям, что их дружба переросла во что-то большее. Точнее совсем ещё малюсенькое, почти девятинедельное.