– Да, что с тобой сегодня, доча? Мы же собирались на рынок зайти, тебе платьишко какое-нибудь присмотреть?

– Мам, не надо мне ничего. Я, по-моему, кастрюлю не выключила, – соврала Иринка, – поехали, пап, а?

Домой она не входила, а влетала. Матвея нигде не было. На столе лежала записка: «Я в лес. Скоро буду». И всё. Ни к вечеру, ни завтра Матвей не появился. Ирина, конечно, подняла шум сразу же. Её отец организовал солдат на поиски зятя уже через пару часов, но тело Матвея нашли в лесу далеко от дома только через три дня. Его убили браконьеры. Высокопоставленные чиновники решили поиграть в охотников в заповеднике, а Матвей взяток не брал, на уступки не шёл и нутром чуял, где в его лесу недоброе замышляют.

Следующие две недели Ира не жила, а существовала: почти не ела ничего, спала плохо, молчала, плакала мало, только сидела тихонько в кресле Матвея, покачивалась и теребила в руках его рубашку. Мама Оля боялась, что дочь сходит с ума. Они с отцом ни на шаг от неё не отходили. Хорошо, что хоть дети сейчас далеко, купаются, отдыхают и пока совсем ничего не знают. Как вытащить дочь из оцепенения, в котором она пребывала, с того самого страшного дня родители никак не могли придумать, пока жизнь не расставила всё на свои места.

Состояние Иры становилось всё хуже, и ко всему прочему её начала одолевать страшная тошнота, пару раз на день она падала в обморок. Приехавшая скорая поставила Ире неожиданный диагноз:

– Мамаша, у тебя, вроде, беременность не первая уже, должна бы знать, как себя вести-то, – сказал пожилой грозный доктор, – заморить дитя, что ли решила, худая что такая?

Ира не сразу поняла, кто этот усатый дед с холодными ручищами, что ему от неё надо, о какой беременной речь. На ватных ногах она доплелась до машины скорой, даже не помахав родителям, которые провожали машину рассеянным взглядом.

– Он что там сказал про беременность, а Саш?

– Да, похоже, Олюшка, Матвей наш ушёл-то не бесследно. Третьего внука нам ждать, дорогая.

Первые два дня в больнице Ира спала и ни о чём не думала. Лишь, когда измученный горем организм стал немного крепчать от капельниц и уколов, Ира смогла открыть глаза, разглядеть чистенькую уютную палату и молчаливых соседок. На обходе доктор сказал, что ребёночку уже ничего не угрожает, но, если она не начнёт хорошо кушать и улыбаться, то родит дохлика.

Ира послушно махнула головой и начала усиленно думать, кому из её детей и что угрожало. И тут в голове прозвучало слово «родит». Так это, что выходит, она в положении? Она резко подняла голову, разглядывая соседок. Нет, ни у одной из них животика не было. Теперь Ире начало казаться, что она сошла с ума и лежит в дурдоме. Одна из соседок по палате, жутко небрежная и лохматая, держала двумя пальцами крупную помидорину и сверху намазывала её сгущёнкой. Вторая держала в руках два куска полосатого пахучего мыла и с нескрываемым удовольствием нюхала их, громко постанывая.

– Девки, вы, прикиньте, – громко заявила в открытую дверь, входящая девушка, – опять гемоглобин низкий! Да, не могу я уже на эти гранаты смотреть.… О, наша спящая красавица очнулась. Слава Богу, а то мы уже думали, окочуришься тут. Ну, ты, как?

– Здравствуйте, спасибо, лучше, – прошептала Ира, – а я где, в психбольнице?

После секундной паузы три девицы громко захохотали.

– Не, ну, вообще, мы тут вслушиваемся, дышит ли она, и на тебе – мы в дурдоме!

– Простите, я никого не хотела обидеть, просто…

– Да, ладно, не объясняй, мы знаем всё. Мама твоя тут сутки дежурила около тебя, всё о тебе рассказала. Ты, давай, держись, тебе есть, для кого жить!