Мысли женщины текли в направлении ночного кошмара приблудного мальчишки, проживавшего в её избе вот уже больше двух месяцев. Поначалу привыкшая к одиночеству она была не очень рада откровенной обузе, свалившейся на её плечи. Однако не выгонять же живую душу на лютый мороз. Так или иначе, пришлось ухаживать за неожиданно свалившемся на её бедную голову мальчонкой. Справедливости ради, стоит отметить, что уж очень много хлопот больной ребенок привычной к тяжелому физическому труду женщине не доставлял. Смазать раны целительскими мазями, протереть хилое тельце смоченной в воде тряпицей, убрать набухший изгаженный сфагнум от чресл ребенка и заменить новым, напоить настоем трав, а когда тот стал способен принимать пищу и накормить – не велики труды. Зато в доме появилась живая душа, с которой можно словом перемолвиться. Сама не заметила, как попривыкла к вынужденному постояльцу.

Егоровну немного беспокоило полное незнание мальчишкой элементарных жизненных реалий. Это же надо было так переволноваться, чтобы забыть откуда родом, и кто твои родители. Впрочем, не мудрено, чай верст не менее пяти отмахал, а то и больше по морозу практически без одежки, да зашибся при падениях сильно.

К тому же, Андрей сплошная загадка. Его не по-детски глубокие вопросы обо всем на свете. Временами задумчивый взгляд, да и сам при этом зависает, будто размышляет о чем-то очень важном для себя. А еще его говор странный. Так говорят люди с московских болотин – акают, словно гуси растревоженные и лопочут быстро-быстро, будто куда торопятся. Да и словечки всякие непонятные, будто заграничные то и дело проскальзывают: анриел, дас ист фантастиш, читернул, пипец, ошизеть и еще много всякого эдакого. Такое впечатление, будто пацан долго жил где-то в неметчине, там и понахватался.

Ладно, может что и вспомнит потом, когда в полное сознание придет. Оно ведь до сегодняшнего дня вообще ничего о себе не знал, имени своего не мог назвать и вдруг этот сон. Страшный кровавый, однако проливающий хоть какой-то свет на случившиеся два месяца назад события.

– Эй, Епифан! Притормози-тко! К тебе подсяду на облучок, разговор имеется.

– Счас, Егоровна, – невеликий статями мужичок лет за сорок в тулупе, валенках и меховой ушанке дернул поводья и скомандовал лошадкам: – Тпру-у-у!

После остановки знахарка вышла из возка, уселась рядом с возчиком и тут же завела интересующий её разговор:

– А скажи-ка, Епифан, каково счас в Добролюбово? Как житье-бытье? Не было ли каких событий особенных, аль гостей неожиданных?

На вопросы мужик ответил не сразу. Впрочем, размышлял недолго.

– Дык, приезжал к Новосёловым надысь свояк. – И блаженно зажмурившись продолжил: – Хорошо погуляли тогда считай всем опчеством. Не поскупился Фрол, выставил ведро казенной. Хоша потом и до домашних запасов дошло…

– Ты мне про пьянство не гуторь! – оборвала счастливые воспоминания Епифана старушка. – Ты по делу рассказывай.

– Вообще-то ничего такого и не случилось. У Бурмистровых сарай загорелся, к счастью, на дом не перекинулось, только свин окочурился. Не сгорел, задохнулся. Ну мы его оприходовали, чтоб, значица, добро не пропало. А чё, мясо оно вполне скунсное, хоша и дохлятина, по сути.

– А боле из чужих никто не приезжал?

– Не, Егоровна, никого не было… Ах да, урядник вначале зимы посетил, так сказать. О чем-то со старостой говорили. О чем – нам не сказывали. А так всё тихо-мирно. Блаадать! Делов у людей по зиме токо за скотиной ухаживать, да игрушки резать из липы на весеннюю ярманку в Боровеске. Купцы в последнее время оченно антиресуются, скупают, не торгуясь. Грят, даже в Европах товар сбывают, даже в Китай и Персию возят. А по мне, таки одно баловство…