Элизабет в отчаянии понимала, что долго так не может продолжаться. Силы её иссякали, а тут ещё грубая лапа мэтра, покрытая густо чёрными волосиками, легла ей на лицо и сжала с невероятной силой её органы дыхания. Казалось, урод расплющит ей лицо. Бет, уже задыхаясь, из последних сил, замолотила ногами … и почувствовала, что гнетущая её тяжесть обмякла, со стоном откачнувшись в строну.

Это была передышка – не более. Элизабет рванулась к дверце и навалилась всем телом на заупрямившуюся створку. Краем глаза она видела, как метр обращает на неё своё залитое кровью лицо (похоже, она сломала ему нос), а во взгляде помимо похоти горит жажда смертоубийства. Картина о возможном дальнейшем развитии событий, которая встала перед глазами девушки, была столь животрепещуща и пестрела столь леденящими душу подробностями, что Бет завизжала, как загнанная в угол крыса, и бухнула в дверь всей своей массой.

Повозка мчалась по тёмной дороге весьма бойко, и девушка выпала едва не под колеса. Больно ударилась, скрюченным в последнем усилии самосохранения телом, о мёрзлую землю, и покатилась куда-то, уже не в силах остановиться.

«Во мне не останется ни одной целой косточки» – подумала она ясной головой.

Впрочем, она ошибалась, самое страшное ожидало её впереди. Бет почувствовала под боком какой-то каменный бордюрчик – невысокий и скользкий от подмёрзшей грязи. Инстинкт подсказывал, что надо бы остановиться, и она поспешно уцепилась слабыми руками за возникшую на пути преграду. Только ноги не слушались её и продолжали двигаться дальше. Успешно миновав препятствие, они окутались пустотой – влажной, пугающе холодной, а главное, совершенно пустой…. Через секунду Элизабет летела в черноту неизвестности, думая ясно и чётко: «Я упала с моста».

Подмерзающая каша водной глади не сделала ей больно, только опалила, как кипятком измученные члены. Сердце ёкнуло, потрясённое необоснованным и резким изменением температуры тела, и Бет на мгновение перестала дышать. А, может быть, она не дышала потому, что ушла с головой под воду? Как знать? Да и разбираться в своих ощущениях ей было некогда. Вынырнув на поверхность, плюясь леденящей зубы водой, она осознала, что экипаж, там наверху, остановился. Отвратный карлик, уцепив каретный фонарь, спускается по косогору к речке.

Элизабет рванулась к берегу, темнеющему какими-то зарослями, густыми и спасительными. Она думала, что не сможет преодолеть эти несколько метров, отделяющие её от берега, а так и останется посреди тёмной воды коченеющей глыбой. Бог миловал. Дыша хрипло, с натугой выталкивая воздух из охваченных огнём лёгких, она вломилась в заросли с треском. Теперь-то ей стала понятна причина их густоты и пушистости: перед ней были посадки елей и можжевельника – не слишком благоприятное место для стремительного бегства. Только Бет не ощущала заледеневшими членами ни уколов негостеприимной хвои, ни саднящих ступни шишек. Ей чудился свет за спиной и зловещий окрик мэтра Антониони:

– Элизабе-е-е-ет…

Она бежала долго, в полной темноте, ни на что не ориентируясь, без определённой цели: бежала просто, чтобы убежать от не приемлемого душой насилия. Лесные заросли кончились; лугом она уже тихо плелась, время от времени сбивая с прядей волос намерзающие льдинки. Спасительная шаль была обронена ещё во дворе Муркоков. Девушке показалось, что она одна во всём мире; кругом пустота – вязкая, чёрная и леденящая.

«Зачем куда-то идти?» – вяло подумала Бет и опустилась на землю, приваливаясь боком к чахлому кусту, голые прутья которого согнулись под её тяжестью.