– Хватит разговоров, – обрываю я и занимаюсь её платьем, которое падает к ногам, обнажая плавные изгибы. Подхожу к ней вплотную, требовательно и жадно целую. Страсть течёт по венам огнём, которым я повелеваю.

Провожу ладонями по её груди вверх к шее, сцепляю пальцы, Агата задирает голову.

– Подари мне танец, – говорит она, судорожно выдыхая.

Тяну её вниз, и она покорно опускается. Пальцы ловко расстёгивают пуговицу брюк, молнию, она берет в ладонь мою горячую плоть и начинает двигать рукой вверх и вниз.

Беру Агату за волосы и получаю свой вишнёвый десерт. Наматываю волосы на кулак и давлю на затылок, губы женщины доходят до середины, чувствую, как её язык ласкает твёрдый орган. Давлю сильнее, и она берёт почти до яиц. Потом упирается руками в мои бёдра, и я позволяю ей подняться.

Женщина срывает с меня пиджак и рубашку, я выбираюсь из спущенных брюк и трусов и толкаю её на кровать. Нависаю над ней, смотрю в глаза, под моим взглядом она плавится. Опускаю руку ей между ног и чувствую, как она хочет меня. Рывком переворачиваю её на спину, тяну вверх за талию, чтобы встала раком. Приставляю головку, чуть проникаю в неё и останавливаюсь, пока Агата не начинает громко стонать.

Она хочет ещё, всегда хочет. Таковы ветреные творческие натуры. Вставляю ей, рыча и сжимая пальцами ягодицы. Шлёпаю по ним так, что остаются красные пятна. Ей нравится, и женщина меняется на глазах. Сдержанная аристократка становится распутной. Глаза темнеют, на лице играет удовлетворённая улыбка. Характерные звуки наших тел смешиваются с музыкой Бетховена. Эстетический разврат, который стирает границы дозволенного. Вот так, жёстко и глубоко, слыша громкие стоны друг друга.

Агата выгибается, я крепко держу её за волосы и тяну на себя.

Сладкая боль. Давлю её своим телом, заставляю лечь, прижимаю сверху, но не вынимаю. Провожу кончиком языка по контуру уха, засасываю мочку. Жадно имею её, двигаясь быстро и жёстко. Агата мычит и стонет, повторяет моё имя как в бреду, значит, скоро кончит. Не останавливаюсь и чувствую, как она вся начинает дрожать, и её мышцы сокращаются. Делаю несколько мощных толчков и вынимаю, кончая ей на спину со сдавленным рычанием. Выжимаю всё до капли, тело напряжено, мышцы каменные. Несколько секунд, и отпускает…

Агата дышит часто и глубоко. Я провожу головкой по вишнёвым губам, она с благодарностью целует член и переворачивается на спину.

– Ляг рядом со мной, – просит она.

– Надо в душ.

– Хоть пять минут побудь со мной, я большего не прошу, – с надеждой смотрит на меня. Не сегодня. Никогда.

– Я мыться, – коротко отвечаю и, не оборачиваясь, обнажённый отправляюсь в ванную.

Включаю прохладную воду: она спасает тело от жара, запаха Агаты, и я снова сам по себе. Живительная струя очищает плоть и душу, смывает прошедший день. Долго стою под упругим напором массажного душа. До тех пор, пока не приходит ощущение сплошного потока, водопада. Спина привыкает к такому массажу и немеет. Зеркало запотевает, поднимается пар.

Выхожу с полотенцем на бёдрах, на торсе блестят капли. Агата всё ещё лежит на кровати, но уже в белом кружевном белье.

– Почему я не художница, – мечтательно говорит она, наблюдая как я одеваюсь.

– Рисовать портрет – это всё равно, что украсть личность, – отвечаю я.

– Не украсть, а взять немного. На память.

Глупое занятие. Никогда не любил это, как и фотографироваться. Искусство не для меня, предпочитаю бизнес и не витаю в облаках.

– Ты не понимаешь в искусстве, – неожиданно вторит моим мыслям Агата.

– Это одно из моих преимуществ.

Уже собираюсь выходить из номера, как вдруг Агата подходит ко мне, завернувшись в простыню.