– Ты продолжаешь заниматься спортом, это видно с первого взгляда, но мне было неловко говорить об этом в ресторане, – тихо говорит Агата.

– Постоянство – залог успеха.

Я чувствую её близость, опускаю взгляд, вижу упругую грудь. Животное желание внутри требует сорвать с Агаты платье и впиться губами в набухшие соски. Но чем дольше держишь себя, тем сильнее наслаждение, когда наконец даёшь себе волю. Агата проскальзывает пальчиками между пуговицами рубашки, и они касаются моей горячей кожи. Шофёр плавно ведёт машину, он отгорожен от меня чёрной панелью, в окнах мелькают разноцветные огни.

– Не всё сразу, – останавливаю Агату. Оттягиваю ткань выреза, провожу языком по соску. Он тут же становится торчком, блестит от влаги. Отпускаю ткань, и на платье появляется мокрый след. Хочу поставить её на колени, взять за волосы, чтобы её вишнёвые губы двигались вверх и вниз по моему отвердевшему члену.

Машина подъезжает к гостинице, в брюках уже тесно.

12. Глава 12

Настя

В комнате достаточно тепло, но я никак не могу согреться. Не знаю толком почему: из-за температуры или от холодного взгляда Тимура. Он ничего не сказал, только окинул меня брезгливым взглядом, таким, что я почувствовала себя брошенным и облитым помоями котёнком, маленьким и никому не нужным.

Мне настолько больно, что не перестаю плакать, как дура. Он не стоит моих слёз. Но оскорблённая душа этого не понимает.

Я уверена, что у него нет друзей. У таких людей не может быть близких. Они не умеют наслаждаться жизнью так, как обычные люди. Радоваться солнцу, ясному небу или расцветающим весной яблоням. Они видят только деньги, растущие цифры на счетах и знаки валюты над головой таких же, как сами. Такие люди несчастливы, как бы они этого не отрицали.

Дверь в комнату открылась, и я вздрогнула: лишь бы не ОН. Я не выдержу ещё один такой взгляд, я не настолько сильная, как хочу казаться. Только мне одной известно, насколько страшно находиться в этом доме.

– Тебе нужно поесть, – раздался голос Сергея, – так врач сказал, - в нос ударил запах куриного супа, и желудок заурчал от голода.

При всём желании устроить голодовку, я всё же приподнимаюсь и, укутавшись в одеяло, скрещиваю ноги на кровати.

– Не будь глупой, девочка, – качает головой Сергей и кивает на поднос, где стоит тарелка с супом.

Тянусь к подносу, постанывая от боли в руке. Раны неглубокие, но тянет тупой болью при попытке разжать ладонь. Сергей, поняв моё состояние, берёт тарелку в руки, ложкой мешает и потом подносит её к моему рту. Я смотрю на него ошалев: с чего такая доброта?

– Лучше поешь, пока есть такая возможность, – предупреждающие нотки в его голосе и голод заставляют опустить голову и есть то, что дают.

В здоровую руку Сергей суёт кусок чёрного хлеба и кормит меня супом. В груди защемило, недавно высохшие слёзы грозятся вновь пролиться из глаз.

А это ведь обычная забота, но она мне так нужна сейчас. 

«Серёга, босс сказал, девку на первый этаж переместить, в комнату для прислуги. И Таньке в помощники её,» - раздался голос из рации на поясе охранника.

– Блять, – ругается негромко и оставляет тарелку на подносе. – Понял, принял, - отвечает он, нажимая что-то на чёрном прямоугольнике. – Довольна? – нервно спрашивает он. – Чего ты добилась своей истерикой?

Я молча смотрю на него, не понимая его недовольства. Меня ведь сюда привезли, чтобы отработать какой-то долг, о котором мне ничего не сказали. Уж лучше я буду по дому помогать, чем заниматься тем грязным делом в спальне этого тирана, хозяина дома.

– Что глаза выпучила? Молчишь? Наговорилась уже? – бесится Сергей.