– Дядя Ефим, состриги волосы седые, я буду папку искать, а вдруг он меня не признает такую старую.

Ефим Кузьмич состриг косички, что Степанида заплетала каждое утро, и бросил в костёр. Но сказать Наде, что папка её погиб ещё в сорок втором не смог, не решился. После гибели Валентины он отправил запрос и получил неутешительный ответ. Но как сказать ребёнку, что она осталась одна, совсем одна, не набрался сил. Мучился этой мыслью, думал свои думы, но решил, что скоро победа, а там и видно будет. Главное дожить до победы.

И дожили. И плакали. Большие взрослые мужики плакали. Не выразить словами, никому и никогда не понять, и не передать это чувство – Победа.

Поезд подошёл на перрон. Солдаты выскочили из вагонов. Их встречали всем миром. Встречали с цветами и поцелуями. Со слезами. Слезами счастья и болью потерь. Кто-то шустро играл на гармошке, остальные танцевали. Счастьем это было нельзя назвать. Это другое. Это больше, чем счастье. Нет такого слова, чтобы описать то, что пришло вместе с победой.

Надя ходила по перрону и заглядывала всем мужчинам в глаза, искала папу. Один солдат поднял её на руки, поцеловал, покружил и поставил на место. Надя всматривалась в каждого. Но все они были другие.

На лавке поодаль сидел одинокий солдат, рядом стояли костыли. Он не танцевал со всеми. Он гладил худого серого кота. Надя присела рядом, протянула руку к коту:

– Барсик?

– Барсик, – ответил мужчина.

– Мой Барсик, я его давно искала. С тех самых пор, как немцы спалили нашу деревню, – тихо сказала Надя.

Солдат ничего не ответил. Он внимательно смотрел на худенькую девочку в беленьком платочке. Слезы душили его, а в глазах стояла его дочка – его девочка, что погибла вместе с женой под бомбежкой. Сейчас его Наденьке было бы девять.

– Надя, – Надя протянула ему руку, – Я папу ищу. Вы его не видели? Его Ваня зовут. Папа Ваня.

– Надя! – мужчина вытер скупую солдатскую слезу и обнял девочку, – Надя, дочка!

– Вы мой папа? Ваня? – Надя отстранилась и внимательно посмотрела на мужчину.

– Вася, – ответил тот смутившись, – Дочка у меня была, Надюшей звали, красавица, как ты. – он замолчал, долго смотрел куда-то в пустоту, не находя нужных слов.

Надя тоже молчала. Перед самой Победой она узнала, что папа её погиб. Подслушала разговор Ефима Кузьмича со Степанидой. И не поверила. Не приняла свое одиночество. Не смогла тогда осознать, что она никому не нужна, что нет у неё родной души во всем белом свете. Поэтому и сбежала на вокзал искать папу, искать свое спасение в жизни. И сейчас поняла – нашла. Она посмотрела на Василия, взяла его лицо в свои ладошки, как когда-то брала мамино, пригладила усы и тихонько спросила:

– Будешь моим папой?

Мужчина еще крепче прижал её к себе и, уткнувшись лицом в белую голову девочки, заплакал. Надя гладила его и шептала:

– А это будет наш Барсик. Правда же? Правда? – солдат кивал, чувствуя, что жизнь его еще вся впереди, и война потихоньку отступает, освобождая место для новой семьи и теперь уже его дочки – Нади.

И маленький, совсем крохотный кусочек счастья проснулся в детской душе. И быть может, под ярким солнцем, когда нет войны, он расцветёт и станет большим и ярким.

«Дяденька солдат, купи мне куклу, —

Девчонка, годика четыре, может пять,

Вдруг дёрнула так неуверенно за руку, —

Мне куклу подари, ты слышишь, дядь».

Я глянул на малую, как на дочку,

Присел на корточки, дотронулся волос,

Девчонка съежилась, как маленький комочек,

И в сердце зазнобило вдруг до слез.

Я много повидал на белом свете

Прошёл смоленщину, Полтаву и Берлин,

Но только чёрные, как сажа глазки эти,