По крайней мере, я попытался там проскочить, но проклятый выход оказался заблокирован человеком, пытавшимся войти. Девушка – вот и все, что могло и хотело зафиксировать мое сознание. Просто девушка.

Я вправо, а она влево, я влево, она вправо. Банальная ситуация, такую можно увидеть практически в любую минуту на любом тротуаре, когда двое чересчур вежливых пешеходов стремятся уступить друг другу право прохода, делая это неумело, но крайне «эффективно»; если же встречаются две сверхщепетильные натуры, нелепое фанданго может продолжаться до бесконечности.

Добротным па-де-де я восхищаюсь, как заправский балетоман, но тогда мне было не до топтания, а потому после очередного неудачного обоюдного уклонения я рявкнул: «А ну с дороги!» – и, не удовлетворившись одним требованием, схватил девушку за плечо и оттолкнул в сторону. За этим вроде последовали удар о косяк и болезненный возглас, но мне было не до извинений. Их можно будет принести потом, по возвращении.

Я вернулся раньше, чем рассчитывал. Девушка отняла у меня лишь несколько секунд, но смуглому этого хватило с лихвой. Когда я добрался до переполненного вестибюля (а разве в аэропортах бывают непереполненные вестибюли?), убийцы там не увидел. Да я бы и вождя краснокожих при всех регалиях не отыскал среди сотен людей, слонявшихся, как казалось, совершенно бесцельно. Не имело смысла оповещать службу безопасности: пока докажу ей свою правоту, злодей успеет преодолеть полдороги до Амстердама. Даже сумей я добиться немедленных действий, шансы задержать смуглого будут невелики: у высококвалифицированных профессионалов всегда припасены надежные пути отхода.

Я двинулся в обратный путь, но уже еле волоча ноги, – это все, на что я был теперь способен. Жутко трещала голова, но, если учесть состояние желудка, жаловаться на боль в голове было бы глупо. Взгляд в зеркало, на бледное и перепачканное кровью лицо, ничуть не улучшил кошмарного самочувствия.

Едва я добрался до места моего балетного выступления, как двое здоровяков в форме и при кобуре с пистолетом решительно схватили меня под руки.

– Вы не того сцапали, – устало проговорил я. – Так что будьте любезны, уберите лапы и дайте мне отдышаться, черт бы вас побрал.

Они заколебались, переглянулись, отпустили меня и отошли – прилично, аж на два дюйма. Я посмотрел на девушку, а после на того, кто с ней успокаивающе разговаривал, – судя по штатской одежде, на очень крупного администратора аэропорта. Затем снова на девушку, потому что глаза болели не меньше, чем голова, и мне было легче смотреть на нее, чем на мужчину рядом с ней.

Она была одета в темное платье и темное пальто; в вороте белел валик бадлона. На вид лет двадцать пять; черные волосы, карие глаза, почти греческие черты лица и оливковый оттенок кожи выдают уроженку нездешних мест. Поставьте ее рядом с Мэгги и Белиндой, и вам придется провести не только лучшие годы своей жизни, но и большинство преклонных в попытках найти сравнимую троицу. Хотя, сказать по правде, девушка в тот момент выглядела не лучшим образом. Обширным белым носовым платком, вероятно позаимствованным у администратора, она стирала с пепельного лица кровь, сочившуюся из набухшей на левом виске гематомы.

– Боже правый! – В моем голосе звучало раскаяние – вполне искреннее, ведь я, как и любой нормальный человек, вовсе не склонен к бесцеремонному нанесению ущерба произведениям искусства. – Это из-за меня?

– Ну что вы! – Голос оказался низким и хриплым, но это, возможно, по той единственной причине, что я приложил ее о косяк. – Это я утром порезалась, когда брилась.