– Я сказала… – начала Мэгги.

– А я услышал. – Я хлебнул стаута. – Мэгги, ты прекрасный человек.

Она кивнула, но не в знак согласия, а лишь показывая, что по какой-то неизвестной мне причине ответ ее удовлетворил, и пригубила заказанный для нее херес. Я поспешил вернуться к делу.

– Итак, где наша приятельница, за которой вы следили?

– В церкви.

– Где?! – Я поперхнулся пивом.

– Гимны поет.

– Боже правый! А Белинда?

– Там же.

– И тоже поет?

– Не знаю, я не входила.

– Может, и Белинде не стоило входить?

– Разве храм не самое безопасное место?

– Ну да, верно. – Я попытался расслабиться, но на душе было неуютно.

– Одна из нас должна была остаться.

– Конечно.

– Белинда сказала, что вам будет интересно узнать название церкви.

– Почему это мне бу… – Я осекся и уставился на Мэгги. – Первая реформатская Американского общества гугенотов?

Мэгги кивнула. Я отодвинулся от стола и встал:

– Остальное расскажешь по пути.

– Что? Даже не допьете этот замечательный «Гиннесс», столь полезный для вашего здоровья?

– Сейчас меня больше заботит здоровье Белинды.

Когда мы выходили из паба, я вдруг сообразил, что Мэгги название церкви ни о чем не говорит. Получается, Белинда не разговаривала с ней по возвращении в гостиницу – Мэгги уже спала. А я еще гадал, о чем они, так их растак, судачат. Да ни о чем они не судачат. И это очень странно – либо же я не очень умен. Возможно, и то и другое.

Как обычно, лил дождь, и, когда мы проходили по Рембрандтплейн мимо гостиницы «Шиллер», Мэгги своевременно задрожала.

– Глядите, такси, – сказала она. – Машин полно.

– Не стану утверждать, что амстердамские таксисты все до одного подкуплены злодеями, – с чувством проговорил я, – но и на обратное не поставлю ни пенса. Церковь недалеко.

И правда недалеко – если на такси. Но я и не собирался преодолевать все расстояние пешком. Я повел Мэгги по Торбекеплейн; мы повернули налево, направо и снова налево и вышли на набережную Амстел.

– Похоже, вам хорошо знакомы эти места, майор Шерман, – сказала Мэгги.

– Я здесь уже побывал.

– Это когда же?

– Запамятовал. Кажется, в прошлом году.

– Когда именно в прошлом году?

Мэгги знала или считала, что знает, все мои перемещения за последние пять лет, и ее было легко вывести из себя. Ей не нравилось то, что она называла нестыковками.

– Весной вроде…

– И это продолжалось два месяца?

– Приблизительно.

– Прошлой весной вы провели два месяца в Майами, – обвиняющим тоном произнесла она. – Так записано в вашем досье.

– Знаешь же, я путаю даты.

– Нет, не знаю. – Она сделала паузу. – И что, вы никогда раньше не контактировали с де Граафом и ван Гельдером?

– Не контактировал.

– Но…

– Не хотелось беспокоить их. – Я остановился у телефонной будки. – Нужно сделать пару звонков. Подожди здесь.

– Снаружи? Нет!

Ну и воздух в Амстердаме, до чего же сильно кружит головы! Этак и Мэгги скоро разнуздается, как Белинда. Впрочем, она была права: косой дождь теперь хлестал вовсю. Я открыл дверь и впустил Мэгги в кабинку. Позвонил в ближайшую таксомоторную компанию, чей номер знал на память, и стал набирать другой номер.

– Не знала, что вы говорите по-голландски, – сказала Мэгги.

– Вот и злодеи не знают. Поэтому нам может достаться «чистый» таксист.

– А вы и правда никому не доверяете, – восхитилась Мэгги.

– Я доверяю тебе.

– Мне? Нет. Просто не хотите забивать мою прелестную головку лишними проблемами.

– Отвечают, – сказал я вместо оправдания.

К телефону подошел де Грааф. После должного обмена любезностями я спросил:

– Что насчет клочков бумаги? Пока ничего? Спасибо, полковник, я позвоню позже.

Я повесил трубку.

– Что за клочки? – спросила Мэгги.