Сенька чуть заполошно огляделась по сторонам, надо полагать, для того чтобы посмотреть, чье это внимание мы привлекаем. Вокруг не сказать, что было много народу. Погода не особо соответствовала длительным и неспешным прогулкам. С реки, по-прежнему, дул порывистый холодный ветер, а на небе плотными рядами ползли набрякшие то ли снегом, то ли дождем, тучи. Редкие прохожие, запахнув поплотнее свои куртки и пальто, спешили поскорее убраться с улицы в домашнее тепло, сосредоточенные скорее на том, чтобы удержаться на ногах, чем на внимании к двум девицам, стоявшим столбом посреди тротуара под порывами холодного ветра. И только немного облезлый черный кот выглядывал из подворотни, как единственное живое существо, чье внимание мы привлекали в данный момент.

Спорить сестрица со мной не стала, соглашаясь, что лучше разговаривать, сидя в теплом и уютном помещении за чашечкой горячего кофе, чем стоя на улице. К тому же, мы обе понимали, что дома, под бдительным взглядом тетушки, поговорить, не вызывая ненужных расспросов, попросту не удастся.

Неподалеку как раз такое кафе было, и мы бодрым шагом направились к нему. Сняв верхнюю одежду и усевшись в уютных креслах, мы сделали заказ улыбчивой девушке в кокетливо сдвинутой набок белоснежной кружевной наколочке на пышных кудрях. Сенька опять уставилась на меня.

– Ну… Делись… Чего там опять надумала.

Я пожала плечами.

– А чего тут надумаешь? Мне кажется, все довольно очевидно. Смотри сама… Сначала бабуська, Царствие ей Небесное, чудесным образом находит мой браслет. При этом она выдает сведения, которые она просто не могла знать по определению. Затем передает мне этот ключ и предостерегает от злых людей, которые, якобы, за этим ключом охотятся. И в этот же вечер, заметь, сразу после всех этих событий, отдает Богу душу. Причем, очень замысловатым образом. Падает с лестницы, по которой ей бегать (заметь, тетка сказала именно что бегать, а не ходить или ползать) было привычно. Все это тебя не наводит на мысли о злом умысле? – И, не дожидаясь ответа, сама проговорила: – На мой взгляд, все эти события уж очень странные, если не сказать хуже.

Сенька нахмурилась. По-видимому, до сего момента она не рассматривала все перечисленные мною факты как некую стройную цепь событий, связанных между собой. И сейчас она задумалась. Проговорила нерешительно:

– Ну хорошо… Положим…, – она подняла вверх указательный палец и с нажимом повторила: – Я говорю, ПОЛОЖИМ, ты права. И все это между собой как-то связано. Но ни ты, ни я, не знаем как. По сути дела, мы ведь ничего не знаем… – И она принялась перечислять, загибая пальцы: – Откуда старушка знала про тебя такие подробности? Что это за ключ такой? И что это за злыдни, которые за этим самым ключом гоняются? И от кого конкретно ты должна этот ключ уберечь? А главное, почему именно тебе она решила его отдать?

Я вздохнула под пронзительным взглядом зеленых глаз сестрицы. Все верно… Ничего не знаем и, как следствие, не понимаем. Проговорила с легкой досадой:

– Ты еще забыла добавить, что теперь некому задать все эти вопросы. Ладно… бабулька сказала беречь этот ключ. На этом пока и остановимся. А там… думаю, если что-то начнет происходить, мы это сразу поймем.

На том мы и порешили. Хотя подобное решение покоя в мою душу, увы, не внесло.

Дни полетели за днями в будничной суете и хлопотах. Работа требовала много сил и времени, а также нервов и большого запаса не совсем литературных выражений. Тут надо бы пояснить, что сестрица моя была хозяйкой тех самых ювелирных магазинов, в которых я была директором. Ну ладно… Выражаясь юридическим языком, она была учредителем, а я – исполнительным директором, сиречь – управляющим администратором. В общем, как ни назови, а хлопот меньше не будет. Как минимум раз в два месяца я отбывала в командировки по ювелирным заводам нашей необъятной Родины, которых в последнее время развелось, как тараканов на помойке. Бесконечные договора, контракты и соглашения. К тому же нужно было следить за работой ювелирных магазинов, то есть за продавцами, бухгалтерами, охранниками и т. д. и т. п. Так что уже в мае месяце эта история почти стерлась из моей памяти. Напоминанием всего этого служил только тот злополучный ключик. От греха подальше я убрала его в хранилище, где лежали все золото-бриллианты, продаваемые в магазинах. Но где-то, глубоко в памяти, закиданной и заваленной всеми вышеперечисленными хлопотами, сидела, словно застарелая заноза, мысль об этих странных и трагических пасхальных событиях. Возможно, со временем все так бы и забылось потихоньку. Но видно, не судьба была мне так легко отделаться от этой истории. Прелестным майским вечером, когда в открытые окна моего кабинета, расположенного на первом этаже старого особняка в центре города, врывался, вместе с теплым ветерком, одуряющий запах сирени, я сидела над бумагами с мечтательным выражением лица, будто это был не бухгалтерский отчет, а стихи, причем собственного сочинения. В дверь осторожно постучали, и охранник Игорек, здоровенный детина, которому больше бы подошло имя «Игорище», просунул свою стриженую голову в образовавшуюся щель. Шаляпинским басом он пробубнил: – Евдокия Сергеевна… Там это… Хозяйка, в общем, приехала. Я кивнула головой и, поблагодарив парня, захлопнула папку с документами. Если на ночь глядя приехала Сенька, то работы уже не будет. Пока Игорек, гремя ключами, открывал черный вход (магазин уже был закрыт по позднему времени), я успела воткнуть на кофеварке все положенные кнопочки и даже достать из небольшого «хозяйственного» шкафчика вазочку с какими-то печенюшками и прочими сладостями. Сама я сладкого не жаловала, но для гостей держала. В коридоре послышался стук каблучков, и Сенька вихрем влетела в кабинет. Скинув на ходу плащ и швырнув его в кресло, стоявшее почти у самых дверей, она, остановившись в центре кабинета, сурово спросила: – И чего ты тут…? Все над златом чахнешь? В такой-то вечер… Ну, где тут мужика найдешь, если все время на работе пропадаем, черт побери! Вступление было обычным, в Сенькином духе. А вот интонации нужно было уловить правильно. Сейчас ее суровость говорила только об одном: сестрица решила влезть в какое-то сомнительное мероприятие. Я слегка насторожилась, но, вспомнив о законах гостеприимства, промямлила: – Кофе будешь? Сенька, суровости поубавив, плюхнулась на стул и милостиво махнула рукой: – Давай… Я поставила перед ней чашку с кофе и вазочку с печеньками и уставилась на сестру в ожидании. Сенька сделала маленький глоток из чашки и поморщилась: – Горячий… Я, не иначе как из вредности характера, хмыкнула и назидательно проговорила: – Кофе и должен быть горячим. – И чтобы как-то ускорить процесс, спросила: – Ну… С чем, барыня, пожаловали?