Я остановила машину на небольшой заасфальтированной площадке возле внушительных кованых узорчатых громадных ворот, рядом с двумя другими автомобилями. Похоже, не я одна сегодня в гости приехала. Впрочем, это могли быть какие-нибудь паломники. Хотя я представляла себе паломников как-то иначе, уж точно не на новеньких «Тойотах» и «Рено». Правда, я не была особо сильна в церковных правилах и порядках. Так что… В любом случае, я напомнила себе, что я-то приехала сюда как раз по делу.

У ворот меня встретил человек в черной рясе до пят и черном же клобуке, какие носили монахи малой схимы. Разговорчивым его назвать было трудно. Но, как бы то ни было, я приехала сюда не разговоры разговаривать. Он провел меня по темным мрачным коридорам в большой кабинет (простите, не знаю, как называется правильно та комната, в которой работает настоятель). Хотя от церковного в этой комнате были только иконы и лампадка под ними, расположенные, как и положено, в красном углу. Вся же остальная обстановка вполне соответствовала современному офису. Ну, может, слово «современный» здесь не совсем подходило. Вся мебель была в старинном стиле, из массивной древесины, с замысловатой резьбой. В общем, впечатление производила. Но назначение всей этой красоты вполне соответствовало современным целям и задачам.

Настоятель монастыря, отец Феофил, встретил меня довольно радушно, если не сказать ласково. Предложил чай с плюшками, стоявшими тут же в кабинете на небольшом журнальном столике и накрытыми чистым вышитым полотенцем. От угощения я отказалась, сославшись на то, что «делу – время, а потехе – час». Настоятель одобрительно крякнул и позвонил в колокольчик, стоявший у него на столе. В комнату вошел другой монах, в глубоко пожилом возрасте, с седой бородой, чинно лежащей на груди, но статный, с отменной, я бы даже сказала, военной выправкой. Не иначе как бывший военный. Настоятель коротко представил нас. Вошедшего звали отец Андрей. Когда он называл свое имя, мне показалось на мгновение, что он сейчас щелкнет каблуками и приложится к моей ручке. Я так увлеклась этим самым «представлением», что едва удержалась, чтобы не присесть в книксене, когда называла свое имя. Вот же… Придет такое в голову!

Ни о чем больше меня не расспрашивая, будто и впрямь исполняя военный приказ, отец Андрей повел меня в подземные хранилища монастыря, где у них был к тому же еще и архив. Семеня за старцем (язык так не поворачивался его называть, но, как говорится, в чужой монастырь со своим уставом не ходят), я успевала еще и по сторонам оглядываться. И уже не в первый раз за свою жизнь только диву давалась, как раньше люди строить умели. Стены здесь были метра полтора в ширину. В таких подвалах можно было и ядерную войну пересидеть безо всякого вреда для себя.

Спустившись по многочисленным лестницам в самый низ (это я так думала, а, возможно, еще и не в самый), отец Андрей опять повел меня многочисленными арочными переходами и длинными коридорами, пока мы не уперлись в могучую дубовую дверь, искусно окованную старым железом. Мой провожатый, впервые за время нашего короткого знакомства, подал голос:

– Тут осторожней, матушка… Дверь низкая… Гляди, голову не расшиби…

От обращения «матушка» со стороны почтенного старца я слегка оторопела, а потом вспомнила, что мы все-таки в монастыре. А тут так принято, все «матушки», да «батюшки». Не иначе как, заразившись от отца Андрея, пропищала:

– Благодарствую, отче…

Тот глянул на меня несколько настороженно, словно ожидая увидеть на моем лице улыбку или, того пуще, ехидное выражение. Но я была сама серьезность и почтительность: на голове шарфик, глаза долу и вся поза выражала покорное смирение. «Отче» как-то многозначительно хмыкнул, но комментировать ничего не стал. Дверь была, и вправду, низкая. Это, наверное, для того, чтобы проще было врагам головы сечь, если какие в нее полезут. Иного объяснения такой высоты прохода, при таких-то потолках, я у своей логики обнаружить не сумела.