Глядя на меня, она по-доброму улыбалась, и я улыбалась в ответ.
Глава девятая. У бабушки
Помню ночи в бабушкиной квартире.
Бабушка укладывала меня спать в комнате и прикрывала дверь, а сама уходила на кухню.
Из-под прикрытой двери виднелся на потолке длинный треугольник света, который чем-то напоминал мне плоский клюв какой-то большой неведомой птицы.
Я медленно засыпала, слушая, как бабушка гремит на кухне сковородками и кастрюлями, до меня доносился запах еды.
Иногда бабушка шёпотом ругалась и шипела, когда обжигалась рукой об электроплиту или случайно роняла кастрюлю, или обрезалась о нож, роясь в ящике кухонного стола.
А рядом со мной, на соседней кровати, спала прабабушка Матрёна и храпела.
Поздней ночью бабушка, наконец, выключала свет в кухне и сама ложилась спать. Она слегка всхрапывала и глубоко дышала во сне…
Иногда, засыпая, я подолгу смотрела в окно и видела там жёлтые и оранжевые огни, подвижные и неподвижные.
До моих ушей доносился шум машин, не прекращающийся ни на секунду.
Глава десятая. Побег
Меня решили отдать в детский сад. Это случилось зимой.
И я впервые узнала, что такое просыпаться по утрам с превеликой неохотой и куда-то бежать.
Я не хотела быть вместе с чужими людьми, в неприятной обстановке.
Меня отдали в чуждый, враждебный мне мир, в котором я совсем не умела ориентироваться, а главное не хотела.
Я не смогла долго терпеть такую несправедливость по отношению к себе.
Однажды я прямо и хладнокровно заявила строгой и сухой старухе-воспитательнице:
– Я спать не буду! Не хочу.
Наверно, вид у меня был такой решительный и упрямый, что старуха ответила, бросив на меня беглый взгляд:
– Ну не хочешь – не спи…
В то мгновение я не побоялась её крика.
А она частенько орала противным скрипучим голосом, когда, например, мои сверстники начинали беситься и шуметь.
В один прекрасный зимний солнечный день в мою голову закралась одна привлекательная мысль.
Когда воспитательница вывела нас гулять, я, как обычно, пристроилась позади всех.
Когда мы отошли от детского сада, а воспитательница отвлеклась, я сказала своим сверстникам, которые, впрочем, не обращали на меня никакого внимания:
– Идите, дети, гулять…
Кто-то из них посмотрел на меня, услышав мои слова, но тут же обо мне забыли.
Все двинулись в сторону детской площадки, а я, пока меня не заметили, пустилась во весь дух домой.
Я выбежала за ворота детского сада, перебежала через двор, и вот я уже у нашего подъезда. На душе было радостно. Я, наконец-то, вырвалась из клетки.
Свобода!
Солнце улыбалось мне, и зимний день смеялся вместе со мной…
После моего побега меня забрали из детского сада.
Я перестала ходить в эту клетку для малышни, меня вернули в мой раёк.
Глава одиннадцатая. Зачем они плачут?
Вскоре моя прабабушка Матрёна умерла, и мы с мамой поехали на похороны.
Приехало множество родственников.
Я никого не запомнила, кроме старшего брата бабушки – деда Мити. Он помахал нам с мамой рукой, когда мы подходили к участку, где хоронили Матрёну.
Погода была холодная, везде лежал снег.
Потом все поехали на поминки в бабушкину квартиру.
Все приехавшие родственники что-то говорили, пили вино и водку из хрустальных рюмочек; стучали по фарфоровым тарелкам ножами и вилками.
Под потолком висела большая двухъярусная люстра в стиле сталинского ампира из матового стекла с хрустальными подвесками и посеребренным наконечником, и излучала тусклый жёлтый свет.
Этот свет проливался на красную ковровую дорожку с зелёными краями, на стол, на зелёные в полоску обои и занавески на окнах, добавляя ещё больше тоскливости в невесёлую атмосферу поминок.