Закончив анализ антистрессовых вариантов, Сорокина решила просто слегка шаркнуть тапком по полу, рассудив, что этот звук должен быть парню знаком и не страшен.

Карандаш на секунду остановился, а затем продолжил своё путешествие по бумаге с прежней интенсивностью.

«Вроде всё в порядке», – подумала девушка и заговорила, заходя в комнату. Зеркала на левой стене, напротив стеллажей, её уже особо не удивили.

– Меня зовут Аня, а тебя зовут Антон?

– Меня зовут Антон, – неожиданно услышала она ответ, при этом парень не изменил положение тела, но грифель начал не только шкрябать, но и слегка повизгивать, красноречиво говоря о значительном усилении нажима.

Девушка обратила внимание, что речь Борисова была какая-то пустая и невыразительная – совершенно не окрашенная интонациями, словно говорил не человек, а робот.

– Я из полиции, – продолжила Сорокина беседу, – ищу твою маму. Её давно никто не видел. Ты знаешь, где она?

В комнате повисла длинная пауза, после которой всё же прозвучал ответ:

– Её здесь нет, – и грифель застучал так, как будто карандаш стал проводить много коротких линий.

– Ты знаешь, где она?

Антон очень аккуратно положил карандаш на стол и стал немного раскачиваться взад-вперёд, по-прежнему сидя к девушке спиной.

– Её здесь нет, – наконец выдавил он из себя спустя минуту.

Раскачивание усилилось.

– Её здесь нет, а она есть, – неожиданно продолжил молодой человек, как будто обращался уже не к Сорокиной. – Она здесь. Она очень долго здесь. Оно опять идёт медленно. Она очень долго здесь. Почему она здесь? Оно идёт очень медленно.

Скорость его речи увеличилась, но интонации всё равно не появились.

Внезапно Антон встал из-за стола и суетливо, не глядя на девушку, подошёл к песочным часам. Аня насторожилась и сделала шаг назад. Высокий, тяжёлый и при этом ссутулившийся, как раздувшийся вопросительный знак, он внимательно посмотрел на сыплющийся песок и, сильно многократно сжимая одну ладонь другой, торопливо вернулся на стул. Он достал из ящика стола часики – такие же, как и сотни других, расставленных по квартире, и начал что-то подкручивать в механизме инструментами из кожаного футляра, появившегося из того же ящика. Сорокина как заворожённая наблюдала за тем, чем занят странный обитатель этого места, совершенно забыв про все советы Евы.

– Очень медленно, очень медленно, очень медленно… – повторял он раз за разом, умудряясь копаться в часах и раскачиваться одновременно. – Она испортила время – опять испортила, испортила! Испортила!

Голос Антона набирал и набирал громкость, неотвратимо приближаясь к крику, и Аня наконец очнулась, поняв, что приступ совсем рядом. Она сделала ещё несколько шагов назад, спокойно сказала:

– Я ухожу, – и направилась в сторону входной двери, специально шаркая тапками, чтобы её было слышно.

Громкость голоса за спиной как будто стабилизировалась – Борисов продолжал что-то повторять про испорченное время, но, видимо, постепенно успокаивался. Аня нарочно слегка хлопнула дверью и, вернувшись в соседнюю квартиру, шумно выдохнула воздух через сжатые губы. Марта вышла навстречу, встревоженно глядя на неё.

– Ну как… прошло? – осторожно спросила она.

– Вот, блин, тапки забыла поменять, – невпопад ответила Аня, глядя на свои ноги.

– Ничего, давайте я отнесу, заодно дверь закрою.

Сорокина отдала Астаховой спецобувь и босиком прошлёпала на кухню.

– Первый блин комом, – рассеянно пробубнила она, налила себе из кувшина стакан воды и залпом выпила его. В прихожей раздался звук закрывающегося замка, и в кухне вновь появилась Марта.

– Как он там? Слышно что-нибудь? – встретила её оперативница вопросом.