– Что, блин, происходит? – привычно произнесла Сорокина вслух, как это часто делала, оставаясь одна в кабинете. – Тихо сам с собою я веду беседу… Это ещё терпимо – хуже, когда в башке начинает бубнить кто-то посторонний… – прокомментировала она собственную привычку, опять вспомнив про Таньку.

День пятый

Сорокина сидела на кухне у Астаховой, а та опять хлопотала с чаем – Аня решила не откладывать повторный визит. Вчера по телефону ей показалось, что у Марты в голосе присутствует какое-то напряжение, казалось, что не показалось. Сегодня она действительно вела себя иначе. Диалог не клеился, она старалась не встречаться с девушкой глазами, а вместо образовательно-назидательного потока информации – какое-то рассеянное бормотание себе под нос.

– Куда же подевалась эта ложка…

Когда Аня в очередной раз это услышала, она решила выяснить, в чём дело.

– Марта, вас что-то беспокоит?

– Меня? Да нет, что вы, всё в порядке…

– Марта? – оперативница чуть добавила громкости и настойчивости в интонации.

Женщина повернулась к ней лицом и как-то неестественно робко посмотрела в глаза.

– А может, зря я всё это затеяла, послушала эту Еву? Может, и не пропала Юлия Андреевна никуда, а приедет скоро, как обычно, – просто что-то с телефоном, например… Приедет, будет ругаться, что я такое устроила и посторонних к Антону пустила…

– Вы, конечно, ещё не пустили, хотя да, я сегодня планирую его посетить.

– Ну вот – а как я вас пущу без её разрешения?

– Послушайте, вы всё правильно сделали – даже не берите в голову. Вы мне очень симпатичны, поэтому позвольте, я скажу напрямую как есть.

Ане пришлось выключить «милую девочку» и показать собеседнице, какая она на самом деле. Её тяжёлый, колючий взгляд и жёсткие интонации в голосе кроме сомнения добавили ещё и удивление на лицо Марты.

– Я буду поступать так, как считаю необходимым, – продолжила настоящая Сорокина. – Если я решу, что мне нужно поговорить с Антоном, – а я уже решила, – никто и ничто меня не остановит. Ни вы, ни стальные двери. Поверьте моему чутью – с Борисовой что-то случилось, поэтому выкиньте этот мусор из головы и делайте так, как я вам скажу. Иначе Антон уедет в психушку, а вы останетесь без работы, без этого чудесного фартука и этих замечательных видов из окон. Я пытаюсь вам помочь и помочь Антону. Хотя, по-хорошему, могу просто вяло перекладывать бумажки, а не мотаться сюда на этих, блин, автобусах. Марта, давайте соберёмся уже и займёмся делом. Пока Юлии Андреевны нет – я за неё здесь и мать, и работодатель. Договорились?

Изумлённая такой трансформацией, Астахова застыла с широко раскрытыми глазами, из которых по щекам потекли крупные слёзы. Аня встала со стула и обняла её, пытаясь успокоить.

– Я обещаю, что буду очень внимательна и сразу уйду, если увижу, что приступ приближается. Ева меня хорошо проинструктировала, не переживайте.

– Ну просто у меня всё это крутится в голове, крутится, – продолжала всхлипывать Астахова. – Вы меня простите, что я засомневалась, – накатила какая-то апатия и безнадёга. Спасибо вам огромное, что вы нам помогаете.

– Да пока ещё не за что. Ну вы как, в порядке?

– Да-да, я здесь. Всё нормально.

– Вот и славно. Тогда две просьбы. Во-первых, скажите, где сейчас должен быть Антон, и опишите мне схематично расположение комнат в квартире, чтобы я там не плутала. А пока я хожу, напишите, пожалуйста, подробно, со всеми ингредиентами, чем вы его кормите. Ева ещё с Юлией Андреевной об этом договаривалась, но она, я так понимаю, не успела вас озадачить.

– Так, так, так… Да, хорошо, всё напишу. А по квартире… Смотрите… Когда зайдёте, там слева сразу гардеробная – раньше был санузел, но его переделали. Дверь всегда открыта, переобуйтесь из этих тапочек в чёрные – увидите. Дальше перед вами будет кухня. Поворачивайте направо – слева, сразу после кухни, дверь в спальню Антона, а прямо по коридору санузел. Направо от него будет вот эта комната, окно которой видно отсюда, – Марта махнула головой в сторону балкона своей кухни, – а налево комната, в которой Антон обычно находится днём.