– Сегодня сделаю – утром занесу, – не раздумывая ответила девушка.

– Добро.

Покрышки раскидали шипами снежно-ледяные брызги, и машина выехала со двора. Оставшаяся часть дня теперь обещает быть относительно спокойной, поэтому Сорокина решила сначала сходить перекусить, а потом уже засесть за бумаги. Ничем не примечательный приём пищи отличался от всех предыдущих разве что чрезвычайной медлительностью официанта, который постоянно куда-то исчезал, а появляясь, приносил уже остывшие блюда. Аня вернулась с обеда поевшая, но слегка раздражённая. Не успела она расположиться за столом, как в кабинете появилась Васильева и бесцеремонно уселась на стуле с явным намерением рассказать что-то, для неё совершенно важное и неотложное.

– Привет, – начала она, сопровождая слова крайне озабоченным выражением лица. – Весь день тебя жду, места себе не нахожу. Ты куда пропала-то?

– В Москву ездила, по делам. Тань, ты, может, попозже зайдёшь? Мне кучу бумаг надо успеть написать сегодня.

– Да не могу я попозже – у меня башка разорвётся! – практически вскрикнула Татьяна. – Ты что, пять минут для меня не можешь найти?!

– Ладно-ладно, ты успокойся, – вздохнула Аня и отодвинула лист бумаги, на котором собиралась писать рапорт о беседе с Холмаковой. – Рассказывай, что за беда?

– Ты считаешь, что я дура?

– Это тот вопрос, который срочный, или пока подготовительный?

– Ну какой ещё подготовительный?! Я утром сегодня проснулась с этой мыслью, и теперь она меня сверлит как дятел. Пытаюсь переключиться на что-нибудь, но она не отстаёт!

– Дятел долбит… – машинально поправила подругу Сорокина.

– Куда долбит?

– В мозг, блин! Сначала в твой, а теперь и в мой – это заразно, видимо.

– Не поняла… – с вопросительным взглядом застыла Васильева.

– Забей… – снова вздохнула Аня, поморщившись и потерев пальцами переносицу. – Давай вернёмся к мучающей тебя мысли. Во-первых, я не считаю, что ты дура. Во-вторых, объясни, как ты пришла к такому выводу?

– Никуда я не приходила! Я же тебе говорю, проснулась, а она уже тут – и свербит, и свербит, как будто пластинку заело: «Сорокина считает, что ты дура».

– То есть прямо вот так – не «я», а именно «ты»?

– Ну ты-то здесь при чём? Конечно, я!

– Бр-р-р… Я имею в виду, что текст такой, как будто кто-то тебе это говорит, а не ты сама себе?

– Я-то с чего такое буду говорить? Сама подумай! Конечно, мне.

– То есть ты слышишь чей-то голос, который убеждает тебя в том, что я тебя считаю дурой? – резюмировала Аня, приподняв брови.

– Не-е-ет… – с сомнением в глазах протянула Танька. – Я же не шизанутая, чтобы голоса слышать…

– Вот и я думаю, что ты нормальная, никакая не дура, и вообще, лучше тебя никого нет на белом свете. Выкинь это всё из головы и глицинчика[12] попей – и успокаивает, и когнитивные навыки[13] улучшает.

– Какие навыки?

– Не вникай – пропей курс, говорю.

– Хорошо.

– Ну вот, вроде разобрались. Тань, мне поработать надо – шагай к себе, ладно?

– Ладно, – согласилась она, вставая и разглядывая Аню. – Ты причёску, что ли, поменяла?

– Месяц уже, наверное, как…

– Странно, не замечала, – рассеянно добавила Васильева, доставая из кармана смартфон. – Увидимся.

Она закрыла за собой дверь, а Сорокина шумно выдохнула воздух через сжатые губы и, качая головой, добавила:

– Это пипец…

Девушка опять положила перед собой отложенный лист и продолжила писать рапорт. Перенося из блокнота рекомендации Евы по общению с сыном Борисовой, Аня невольно вернулась к этому разговору с подругой. Никаких подтекстов и намёков? Всё воспринимает буквально? Так это и про неё, про Васильеву… Но она же нормальная, а Антон, судя по всему, явно не в себе – почему они так похожи? И Марта тоже их сравнивала…