В результате изучения дела Луцкий сделал вывод, что Лукомский ни в чем предосудительном в политическом отношении не был замечен. Агентурные сведения о том, что у него в квартире бывают люди и ведут разговоры, ничего не доказывают. ГПУ нашло, что антисоветская деятельность Лукомского материалами, имеющимися в деле, не подтверждается. Он арестовывался, освобождался и снова арестовывался, что указывает на колебания в его деле и отсутствие конкретных данных. Показания Лукомского были признаны правдоподобными, а «его неоднократные категорические и письменные заверения, что он друг Соввласти и по убеждениям коммунист, не могут вызвать сомнений, т. к. старик 52 лет не стал бы давать против себя таких определенных документов. Во-вторых, штрихи его биографии, на которые он ссылается, указывают на то, что он расходился часто с меньшевиками, а в последнее время стал всецело на сторону программы компартии.

На основании вышеизложенного полагал бы высылку Лукомского за границу не нужной, запретив ему однако пребывание в Петрограде, где у него создались осложнения с некоторыми партийными товарищами».

13 февраля на заключении следователя Дзержинский обязал Фельдмана «расследовать, каким образом Петр. ГО ГПУ мог предъявить необоснованное обвинение? Кто возбудил дело, были ли какие-либо свидетели, уличающие eгo и что это за «агентурные» сведения?

Был ли Лyкомский в списке, утвержденном ЦК?»^>45.

Дело в отношении Лукомского было пересмотрено, высылка за границу отменена и дело прекращено за отсутствием состава престyпления ^>46.

В 1923 г. Петроградским ГО ГПУ был арестовал директор Путиловской судостроительной верфи И.И. Бобров за несвоевременную выплату зарплаты и спецодежды рабочим, что привело к забастовкам. Комиссия НКВД 21 декабря 1923 г. осудила Боброва к высылке в Архангельск сроком на 3 года. В 1924 г. руководство ВСНХ, Судостроительного треста и др. возбудили ходатайство об отмене высылки Боброва и возвращении его на работу. Ленинградский губком РКП(б) не возражал против этого. 20 мая 1924 г. Дзержинский предложил Ягоде поставить этот вопрос на рассмотрение комиссии по высылкам^>44. Дело Боброва передали особому совещанию ОГПУ, которое 23 мая 1924 г. отменило высылку Боброва и разрешило ему проживать в Ленинграде, лишив его права работать в судостроении^>47.

5 июня 1924 г. Дзержинский заинтересовался судьбой бывшего начальника ЭКО ПП ОГПУ Юго-Востока Менем., уволенным за должностные преступления. – «Так ли это с ним сделано и где и кем он сейчас?». В.Л. Герсон сообщил, что по сведениям секретного учета ОГПУ, Мень «давно расстрелян»^>48

Особое внимание в годы нэпа Дзержинский уделял борьбе с преступлениям в области хозяйственных отношений сотрудниками ГПУ.

24 декабря 1925 г. он писал Ягоде об опыте Балицкого в Украине, который выработал систему контроля в связи с обнаруженными злоупотреблениями (дело контрабанды и др.). И просил прислать ему описание плана и схемы контроля и обратить особое внимание и «принять ряд мер (вплоть до посылки комиссий или лиц) для проверки состояния наших органов. В настоящее время особенно важно почиститься нашим органам так, чтобы имя наше не было замарано, чтобы все элементы разложения были отсечены»^>49

Наряду с контролем по линии государственной и партийной, а также в порядке подчиненности Дзержинский поддерживал тесные связи с сотрудниками газет и журналов, с издательствами, часто выступал с интервью, встречался с коллективами фабрик, заводов, коммун, учреждений, партийных организации и др., стараясь информировать население о деятельности органов и войск госбезопасности. Он реагировал на запросы различных общественных организаций. Так, 8 марта 1921 г. он ответил на вопросы Уполномоченному Общества Красного Креста Екатерине Павловне Пешковой: