На уроке изучения животных рассказывали про жуткие болезни. Показывали фотографии чего-то под названием «легочная нематода». И хотя зрелище было абсолютно отвратительным, я отвлеклась и перестала думать, как бы устроить себе проблемы. Но вот началась литература.

Наша учительница, мисс Кэмпбелл, – молодая симпатичная блондинка, но со скучающим и усталым голосом, как у брюзгливой древней училки, считающей дни до пенсии. Она вполсилы пыталась увлечь учеников обсуждением книги. Никто не клюнул. Она стала читать лекцию и все больше раздражалась. Мне показалось, ей тоже не нравилась эта книжка.

Рейчел снова рисовала. Сегодня дракона с распростертыми крыльями и выгнутой шеей. Она сделала несколько набросков, попробовала по-разному нарисовать крылья и шею. Потом дорисовала хитроватую морду, как будто дракон не прочь поболтать, прежде чем тебя съесть.

Мисс Кэмпбелл говорила о темах «Алой буквы». На этот раз я сама могла бы прочитать лекцию о чувстве вины, мести, возмездии, об алой букве, обо всем. Вместо этого я смотрела, как Рейчел рисует. К сожалению, это, видимо, и привлекло внимание мисс Кэмпбелл, потому что она подошла и схватила тетрадку Рейчел с парты. Потом с презрением ее рассмотрела.

– Что-то не похоже на способы конспектирования, которым вас учили в девятом классе.

Рейчел молчала. Учительница вырвала страницу с рисунком и бросила тетрадку обратно на парту.

– Мисс Адамс, вам что, примерещилось, будто в «Алой букве» есть драконы?

– Нет, – пробормотала Рейчел.

– Когда на прошлом уроке мы обсуждали идею, что американская литература воспринимает дикую природу и как источник чистоты, и как обитель дьявола, вы, может быть, решили, что в следующую свою прогулку по лесу наткнетесь на дракона?

Это такой приемчик у злобных учителей – поизмываться над одним человеком, чтобы остальные посмеялись над жертвой, вот только у мисс Кэмпбелл не очень выходило. Никто не смеялся. Рейчел подняла голову и бросила мисс Кэмпбелл взгляд, полный жгучей ярости. Та сжала губы, сделала движение руками, и тут я поняла, что она сейчас разорвет рисунок пополам.

Я вскочила и вырвала листок у нее из рук.

– Нетушки! – заорала я и запихнула рисунок в свою тетрадь, чтоб она не смогла его выхватить. – Не ваше!

Вот тут уже все засмеялись. Я скрестила руки, ожидая, когда учительница отправит меня к директору. Интересно, получится ли вернуть Рейчел рисунок до того, как меня отчислят и мама увезет в следующий город.

Но мисс Кэмпбелл крикнула «Тихо все!» моим одноклассникам и «Садись!» мне – и продолжила лекцию как ни в чем не бывало.

После урока, когда мы выходили в коридор, я отдала Рейчел ее рисунок.

– Спасибо, – сказала она и аккуратно положила его в папку, полную рисунков. Потом повернулась к подошедшей девочке с сильно подведенными глазами. – Сядешь с нами на обеде?

Все подвинулись, когда я подошла с подносом, и Рейчел меня представила. Девочку с подводкой звали Брайони. Мне показалось, она была отчасти черная, но я могу ошибаться. Рейчел и все остальные были белые. Думаю, Брайони была единственной небелой девочкой в этой школе.

– И почему ты в Нью-Кобурге? – спросила она. – Серьезно, я бы сюда по доброй воле не переехала.

– Аренда дешевая, – ответила я, потому что мама велела мне так отвечать на подобные вопросы. Во-первых, это правда, а во-вторых – скучно.

Я заметила, что у всех за столом кроме обеда были злаковые батончики, например «батончик с киноа и асаи от Солнечной фермы» и «с новым улучшенным вкусом», если верить обертке. Солнечная ферма – это бренд местной фабрики. Наверное, у всех родители там работали и приносили батончики домой бесплатно.