– Работа не может довести до рака, Люсиль! Это байка шарлатанов и глупых интернетных экспертов, не видевших жизни. Если бы не тетушка Астра, что, между прочим, тоже болела им, то не было бы и никакой болезни.
– Тетушка Астра не болела раком, мама. У неё была пневмония, и умерла она от пневмонии.
– Знаю я, что там врачи в брошюре пациента понаписали. По всем симптомам рак был, я тебе говорю.
Переспорить маму не мог никто. Она была непробиваемой старой женщиной, стоящей на своём мнении, словно на бетонной площадке.
Никто в нашей семье никогда не болел раком. Я была единственным человеком, затянувшим поход ко врачу из-за весеннего футбольного сезона. К тому моменту, как я всё-таки добралась до поликлиники моя левая грудь стала практически третьего размера, и все без конца спрашивали у меня не беременна ли я, потому что были уверены, что там собирается молоко, а не злокачественное образование, готовое убить меня в любой момент.
Жизнь завертелась в круговерти событий, когда я оказалась в ремиссии. Волосы отросли жидкими блондинистыми прядками до самых плеч, бывший парень сделал предложение руки и сердца, футбольный клуб, в котором я работала, расформировали, а новая работа принимала меня и наконец-то радовала, как никакая другая. Болезнь научила смотреть на мир шире, жаль только, что лишь к двадцати шести годам.
– Ладно, мама, я справлюсь, – произнесла я, занося руку, чтобы забить следующий гвоздь. – Сколько времени вы мне даёте?
– Месяц, полтора, – ответил за маму папа.
Раздался глухой стук. Гвоздь с усилием вошел в белую стену, оставляя на поверхности только шляпку и ножку. Я не переставала сравнивать наполовину забитые гвозди с грибами.
Мама была низкорослой круглой женщиной, без конца перестирывающей драные тряпки на своей даче. С самого детства не было ни одного дня, когда бы я не наблюдала, как она встает в шесть утра, как засовывает белье в огромный широкий таз и как руками пытается отодрать от въевшихся многолетних жёлтых пятен ту груду полотенец, что проще было выбросить в мусорное ведро. Маме было скучно без работы, я это понимала.
– Ты не обижайся на нас, Люсиль, – сказал папа, когда мама скрылась за дверью дома.
Мы остались на лужайке, а у меня в пальцах не оставалось больше ни одного гвоздя, чтобы делать вид, что я так занята, что не хочу отвлекаться и поворачиваться на отца.
– Я не обижаюсь, – я так сказала, что почти сама поверила. – Нет, просто думала, что эта квартира перейдет мне от вас.
– Люсиль, это однокомнатный старый сарай.
– Но в нём вся моя жизнь прошла.
– Тебе пора идти дальше. Ты же знаешь, мы не любим, когда что-то останавливается.
Мне не верилось, что отец говорит за них с мамой. Он мог говорить только за неё.
– Конечно, понимаю, – я мягко улыбнулась.
– Тем более мы не всю сумму от продажи квартиры потратим на постройку бани. Мама не хотела тебе говорить, но мы разумеется не оставим тебя в одиночестве.
Сложно было придумать что бы мне нужно было на это ответить, поэтому я просто молчала, делая вид, что проверяю гвозди в стене.
– Я на ужин не останусь.
– Это ведь не из-за разговора?
– Нет, пап, всё в порядке. На той неделе я организовала тренировку для клуба. Сегодня думали устроить вечеринку.
Я соврала. Не в том, что организовала тренировку, а в том, что сегодня должна была пройти вечеринка. Она прошла в пятницу, а сегодня было воскресенье, но мне не хотелось оставаться на даче, даже не смотря на теплое солнце и возможность позагорать. Я была трусихой с родителями, но покажите мне того, кто не боялся своих матерей.
– Ты вновь занимаешься организаторской деятельностью?