– Я работаю! – с нервом в голосе произносит Валерий Клячкин, член союза композиторов, а ныне свободный художник.

– Я прошу тебя! – Лиза делает драматическое лицо и картинно заламывает руки.

– Не делай скандал, я прошу тебя! Сходи лучше за хлебом. Я тебя умоляю! Я список набросала, что нужно ещё купить…

Клячкин, багровея ушами, медленно подымает руки, словно в молитвенном прошении, и затем резко опускает их вниз, словно хищная птица, беря растопыренными пальцами зловещее крещендо! Та-да-да-дам!!! В соседней комнате громко захлопывается мемуарный томик, и шаркающая неотвратимость начинает двигаться по коридору в сторону кабинета где обосновался Клячкин.

– Доигрался! – сдавленно просипела Лиза. В этот момент дверь распахивается и на пороге появляется Маргарита Львовна собственной персоной.

– Т-а-а-а-а-к! И кто это сделал?! – угрожающе спрашивает она, уперев руки в боки. Лаврентий Павлович ехидно косится на Клячкина с глянцевой обложки своего мемуарного томика, зажатого в руке у Маргариты Львовны. Выше Клячкин смотреть не осмелился…

– Я повторяю вопрос! – поставленным голосом сказала Маргарита Львовна.

– Ва-валера му-зицировал, – заикаясь, проговорила Лиза.

– И что?! А я читала!

И Маргарита Львовна с грохотом жахнула мемуарный томик на рояль. Рояль застонал струнами, словно ударили по живому.

– Маргарита Львовна! Я бы вас попросил! – взвился Клячкин, зачем-то схватив с пюпитра ноты.

– Валера, не надо! Я умоляю, не надо! Мама, зачем вы так?! – Лиза металась из стороны в сторону, пытаясь погасить очаг ссоры. В этот момент в кабинет с интересом заполз шестилетний Яшка, который был в индейском облачении и, по-видимому, находился на тропе войны.

– Я не потерплю у себя дома такого отношения! – Гудела Маргарита Львовна.

– Какого отношения? Какого?! – Кипятился Клячкин, пытаясь зачем-то свернуть ноты в тугой рулон.

– Ва-лерчик, не надо! Ма-ма, прошу вас… – Лиза, заикаясь и заламывая руки подбитой чайкой, металась меж двух огней.

– Я вас, Валерий Карлович, терплю уже не первый год, и моему ангельскому терпению приходит… – Маргарита Павловна не договорила, потому что стрела, выпущенная индейцем Яшей, угодила ей точно в лоб. Она крякнула, попятилась, её массивный корпус опасливо накренился… Но Маргарита Львовна, вовремя поймав баланс, устояла. Скосив глаза на стреле с присоской, которая покачивалась у неё на лбу, Маргарита Львовна сказала:

– А ну-ка, Яшечка, иди-ка сюда, сейчас бабуля тебе покажет как в людей стрелять! – и с чмокающим звуком выдернула стрелу.

– Не смей трогать ребёнка!!! – Процедила Лиза, багровея.

– Где ребёнок? Это же малолетний бандит! Чуть меня без глаза не оставил! Ему место в детской колонии, а не в моем доме!

– Это и мой дом тоже! – завизжала Лиза, её словно подменили. – Это мой ребёнок, и даже не смей к нему прикасаться, старая грымза! Клячкин попытался унять супругу, положа ей руку на плечо, но Лиза так на него взглянула, что он выронил тугой свёрток нот и отступил назад. В этот миг стрела, пущенная «соколиным глазом» просвистела между двумя женщинами, угодив прямо в портрет Иоганна Себастьяна Баха. Старый шнур, на котором висела картина, лопнул, и Бах с диким грохотом рухнул на пол. Лиза ухватила Яшу за одно ухо, а Маргарита Львовна – за другое. Яша заверещал, как раненый индеец Минитук, тем самым ставя всех соседей на уши. Клячкин не в силах видеть всё это закрыл своё бледное лицо руками и трясущимися губами запричитал:

– Иоганна-то за что?.. Яша завывал на всех диапазонах, Маргарита Львовна драла глотку, пытаясь перекрыть вопли мальца, Лиза визжала, пытаясь поставить на место мать и утихомирить Яшу. В этот момент соседи снизу стали стучать по батарее, им тут же начали вторить соседи сверху, и кто-то надсадно стал звонить в дверь и с остервенением бухать по ней кулаком. Вся эта какофония обрушилась на бедного Клячкина, и он, не находя себе места, бросился к окну, раскрыл его и…