И в третью ночь безголовые воины-призраки тоже явились.

Позвал тогда военачальник в лагерь колдуна-даоса. Тот погадал и сказал, что духи павших воинов не успокоятся, пока не получат обратно свои головы, иначе не будет им упокоения, и проклятие падёт на головы тех, кто виноват в их гибели.

Военачальник послал людей обратно на поле брани – разобрать башню из отрубленных голов и побросать их в яму к остальным телам, но хищные звери уже успели растащить и головы, и трупы, и те вернулись ни с чем.

Тогда колдун-даос велел войсковым кашеварам замесить тесто и вылепить из него похожие на головы булочки, а внутрь каждой положить мясо. Только так можно было обмануть воинов-призраков: поверят, что это их головы, и уйдут.

Когда явились в лагерь воины-призраки, колдун-даос воскурил благовония и стал бросать мясные булочки в реку, приговаривая:

– Вот ваши головы, забирайте.

Воины-призраки, почуяв мясо, решили, что головы настоящие, и кинулись за ними в реку.

Больше они военачальника не тревожили, а тот зарёкся не глумиться над мёртвыми.

С тех пор повелось печь мясные булочки, а называть из стали маньтоу[22] – «головы врагов».

Пока Чэнь Ло слушал легенду, он как-то незаметно приел всю кашу в миске. Чего Сяоцинь и добивался.

К концу третьей недели Чэнь Ло почувствовал, что силы к нему вернулись.

– Хочу встать, – сейчас же сказал он. – Я уже могу встать!

Сяоцинь его уверенности не разделял. Он долго щупал у него пульс, прижав два пальца сначала к запястью, а потом поднимая их всё выше, пока не дошёл до локтевого сгиба. Чэнь Ло, выгнув бровь, уточнил:

– Ты пульс щупаешь или меня?

Сяоцинь, занятый какими-то мыслями, отрешённо поглядел на него, по-птичьи свесив голову набок. Прислушивается к пульсу? Да разве можно расслышать биение вены? Пульс и почувствовать-то непросто, особенно на запястье.

Тут, видимо, сказанное до мальчишки дошло, он отдёрнул руку и, краснея ушами, воскликнул:

– Да кому надо!.. Я проверял, размягчились ли вены.

Чэнь Ло с озадаченным видом сам пощупал вену на локтевом сгибе. Вроде бы ничем не отличается от того, что было всегда. Могут ли вообще вены отвердевать и размягчаться? Или это только что придуманная мальчишкой отговорка? Чэнь Ло решил это не выяснять: начнёшь с ним спорить, ещё запретит вставать.

– Так могу я встать? – уточнил он.

Сяоцинь, всё ещё сердитый, сказал, что у Чэнь Ло с непривычки может закружиться голова, но плечо, чтобы тот мог опереться, не предложил. Чэнь Ло решительно откинул с себя покрывало, спустил ноги на пол и, сделав усилие, встал. Голову действительно обнесло, но он быстро упёрся ладонью в ширму, полагая, что та достаточно прочна, чтобы удержать его. Ширма с грохотом опрокинулась, развешенные на ней пучки трав и кореньев разлетелись во все стороны.

– Вот что ты наделал! – всплеснул руками Сяоцинь и бросился их подбирать.

Чэнь Ло только чудом не потерял равновесие. Зато это небольшое происшествие поставило голову на место, и он наконец-то впервые оглядел весь дом.

За ширмой скрывались грубо сколоченные и криво прибитые к стене полки, прогнувшиеся под грудами свитков и потрёпанных книг. В углу стоял плохонький аптекарский шкаф с выдвижными ящичками, многие из которых были выдвинуты, да так и не задвинуты обратно, словно вор наспех проверял, нет ли там чего-нибудь ценного. Ещё был стол, заставленный аптекарскими приборами и заваленный раскрытыми и даже разодранными свёртками, вероятно, выволоченными из упомянутого шкафа. Между столом и шкафом была втиснута какая-то другая рухлядь, в которой даже пытливый взгляд не опознал бы алхимическую печь, но это была именно она. Чтобы приготовить в ней что-нибудь, ещё нужно было исхитриться, но мальчишка как-то справлялся. Пол у печи был заплёскан свежими и старыми потёками, сгноившими половицы.