– Я верю в это, моя госпожа. Вы сильнее нас, а живете так, как будто бы важнее нас для вас ничего нет. Это мы из-за меня сегодня проиграли! – резко, вдруг, повернул на другую тему Даг.

* * *

– Даг, ты сегодня был на высоте! Твой пас – это что-то невероятное. Но только, единственное, я хотела бы тебя попросить о том, раз ты сам заговорил о нашей сегодняшней игре, чтобы ты свои новые ходы и задумки выдавал на тренировках и заранее предупреждал бы меня о творческих находках и новых решениях. Неожиданностью стал этот твой перевод за голову во второй партии. Я и подумать не могла, что ты туда выдашь пас, еще и такой острый.

– Но, госпожа, эти находки приходят в мою голову именно в игре – спонтанно и неожиданно.

– Из-за этой спонтанности мы сегодня много потеряли очков, Даг. Я не успевала на твой прострельный пас. Слишком остро и низко.

– Госпожа, если выдавать выше, то Ба, успевает блокировать ваш удар. Этих слонов можно переиграть только скоростью и неожиданностью. Вы же видели, как они ставят блок – тройной.

– Даг, бывают моменты в игре, когда нужно действовать по отработанным маршрутам. По отточенным на тренировках комбинациям. Понимаешь? Творчество и непредсказуемость должны быть соразмерны отработанным заранее действиям. Сегодня, когда мы проигрывали, нам нужно было переломить ситуацию, остановить серию неудачных розыгрышей. Почувствовать свой ритм. А потом уже снова фантазировать и рисковать. Слишком много креатива сегодня было в твоей игре, Даг, – это перебор. Надо было, особенно во второй партии, сконцентрироваться на блоке. Остановить спесь нападения соперника, а потом уже начать самим переходить в наступление. Понимаешь, Даг? Нужно чувствовать игру. Все должно быть своевременно. А ты тянул на себя. И вдобавок не слушаешь никого. Я капитан команды. Почему ты огрызаешься, когда я тебе делаю замечание в игре? Да, ты уникальный связующий, но учти, если будешь играть только на себя, при всем уважении, но я заменю тебя Марой – она медленнее, но она командный игрок. Стабильный. Самообладание и способность слышать команду, Даг, в иных случаях важнее, чем индивидуальное творчество, которым ты зачастую злоупотребляешь, – высказалась Тата.

– Мара, да? Значит, Мара. Ну, что ж, я готов уйти из команды, поджав свою огромную губу, проговорил Даг и посмотрел в черное пространство джунглей.

– Даг, прекрати, я об этом не говорила. Ты снова утрируешь.

– Тата, я хочу, чтобы наша команда выигрывала. И я хочу красиво играть – летать, а не ползти к победе, – залепетал своим баском Даг.

– Иногда надо и поползти, Даг, для команды, – отвечала Тата.

Даг отвернулся в сторону водопада и заплакал, вытирая своей громадной лапой крупные слезы, обильно выступившие из его обезьяньих глаз.

– Ну что ты начинаешь, Даг, ну прекрати… – Тата подошла к примату, обняла его за волосатые плечи, ласково заглянула в круглые, как монеты, глаза и сказала: – Ты же знаешь, как я тебя люблю.

Да, друзья, Даг был обезьяной, приматом. Его два года назад вспорол клыком тигр в ущелье. Тогда у Дага хватило сил подняться на дерево на безопасную высоту. Он истекал кровью. Хищник ждал момента, когда Даг потеряет сознание и упадет. Тогда птицы чибисы подняли крик бедствия, и обезьяны лангуры в один миг доставили Дага на операционный стол в «Виллу-целилу». Тата зашила пострадавшему живот и подключила его к кислородно-лазерной пушке – специальному аппарату, заживляющему раны. Даг выжил. И теперь он – главный хозяйственник медицинской виллы Таты, расположенной в центре индийских джунглей высоко на ветвях гигантского дерева баньян.