Мне снова сделали рентгеновские снимки позвоночника и начали производить уколы утром и вечером. Я сдал все необходимые анализы, и следующие два дня ничего другого не происходило. На третий день вечером медсестра сообщила мне, что завтра мне будут делать новую процедуру, поэтому утром нельзя было ничего есть. Когда на следующий день в палату вкатили носилки, моё сердце тревожно забилось, но я не подал виду. Я лёг, и меня повезли в операционную.

Возле операционного стола, куда меня переложили, стоял небольшой вспомогательный столик, на котором лежал набор игл для шприца разной величины. Мне сразу бросилась в глаза игла размером со стержень для авторучки. Несмотря на то, что в комнате было не жарко, меня пробил пот. Оказалось, эта процедура называлась «новокаиновая блокада». Она состояла в том, чтобы вкалывать вот эту большую иглу вдоль позвоночника и накачивать новокаином больное место. После нескольких локальных обезболивающих уколов немолодая женщина-врач воткнула иглу в районе поясницы и выдавила всё содержимое шприца, затем она отцепила шприц, оставив иглу в спине, и наполнила шприц заново. Она наполняла это место лекарством до отказа и после этого проделывала такую же процедуру сантиметров на десять повыше. Когда всё было закончено, она постучала крепко кулаком по спине и спросила:

– Ну что, товарищ спортсмен, чувствуете что-нибудь?

– Нет, – выдохнул я, стараясь отвечать бодрым голосом. Голова кружилась, и немного ныло в спине.

– Прекрасно, – и, обращаясь к медсестре, сказала. – Пусть полежит минут пять, потом отвезите в палату.

В этот момент в операционную кто-то вошёл, и я услышал негромкий голос:

– Зоя Сергеевна, привезли, он не догадывается.

– Хорошо, Серёжа. Позовите ещё двоих, и пусть они будут готовы.

Через несколько минут ввезли носилки. Парень, как оказалось грузинский футболист, сел и вопросительно посмотрел на Зою Сергеевну. Ему помогли перебраться на второй операционный стол, и я заметил, как его окружили четверо мужчин в белых халатах. Неожиданно для него они схватили его руки и ноги и прижали к столу.

– Что вы делаете? – закричал он и вдруг, словно поняв в чём дело, обмяк и обречённо выдавил из себя, – не надо, пожалуйста.

– Нугзар, мы не вправе выпустить вас из отделения калекой, – заговорила врач решительным тоном, – я уже вам говорила, что вы должны сгибать ногу минимум пять раз в день. Сегодня мы поможем вам согнуть вашу ногу силой пока на 45 градусов, и вы нас за это ещё поблагодарите.

Футболист напрягся, его лоб покрылся испариной, он хотел что-то сказать, но тут Сергей, державший за ногу пациента, уверенным жестом постепенно согнул её в колене. Нугзар закричал что-то на грузинском и заплакал.

Дело оказалось в том, что после операции требовалось осуществлять физическую реабилитацию для полного восстановления нормального объёма движений в коленном суставе. Для этого ему нужно было выполнять специальные упражнения через боль. Он этого избегал любыми способами. В итоге, как мне объяснили, в суставе могли затвердеть послеоперационные спайки, и нога не сгибалась бы вообще. После этого случая время от времени мы с ним пересекались в спортивном зале. Я видел, что он перестал отлынивать от упражнений, хоть и выполнял их без особого энтузиазма. Через месяц он стал почти полностью сгибать и разгибать свою ногу.

За полтора месяца, которые я провёл в ЦИТО, мне сделали несколько блокад, уколы, вводящие стекловидное тело и витамины, десятки сеансов физиотерапии, массажа, и в конце концов настало время выписываться из больницы. Я стоял в коридоре, ожидая выписки, и разглядывал плакат на стене, на котором была афиширована статистика спортивного травматизма. К моему удивлению гимнастика была на четвёртом месте, после вольной борьбы, футбола и регби. Вышедший из кабинета доктор сказал мне: