– Заблудился скорее всего, – засмеялся я.

– Самой сложный момент, – продолжал Саша Ткачёв, не обращая внимания на Дитятина, – это когда ты отдаёшь себе отчёт в том, что можешь выиграть, но для этого осталось сделать только один подход. Вот ты стоишь перед снарядом и чувствуешь, что на тебе сконцентрировалось внимание всех зрителей на трибунах. И тут ты понимаешь, что на тебя смотрят также на экранах телевизора твои родители, твои друзья, одноклассники, учителя, тренеры и гимнасты твоей спортивной школы, твоя девушка…

Дитятин опять оторвался от чтения и сказал:

– Вы знаете, если на вас смотрит и улыбается девушка в баре – это значит, что у неё просто нет денег?

Саша усмехнулся:

– А если вы улыбнулись в ответ – это значит, что у вас деньги ещё есть? – он посмотрел на Дитятина и спросил. – Мы наверно тебе мешаем своими разговорами?

– Да нет, очень даже интересно, – он захлопнул книгу и, вставая с кровати, сказал. – Помню, как на Олимпиаде в Монреале Коле Андрианову оставался последний снаряд, конь, когда он понял, что если не упадёт, то станет абсолютным олимпийским чемпионом. Его так тряхануло – он был, как в тумане. Он столько «наимпровизировал» в своей комбинации, что, когда соскочил, сам не помнил её содержание.

В тот момент я слушал Сашу Дитятина, и мне хотелось крикнуть: «Ребята, это ведь ДИТЯТИН! – советский спортсмен, который вошёл в книгу рекордов Гиннесса, потому что завоевал восемь медалей на одних Олимпийских играх 1980 года в Москве!»

С тех пор прошло больше пяти лет, и сегодня уже Юра и я были самыми старшими в сборной, и новички посматривали на нас с уважением.

Когда мы подбежали к зданию, в окнах уже горел свет. В зале было немного прохладно. На низком столике в углу, недалеко от брусьев, возле разогретого самовара, лежали сухофрукты и шоколад, рядом стояла баночка с мёдом. Я налил себе немного горячего чая, сделал глоток и посмотрел вокруг. Каждый занимался своим делом. Упражнения по специальной физической подготовке служили утренней разминкой для гимнастов, рассредоточенных по всему залу.

Я поставил чашку и тоже приступил к тренировке. Начал я сразу с упражнений для укрепления поясницы. Я лёг на живот на специальную скамейку, согнул ноги и положил двадцатикилограммовый блин от штанги сзади на икроножные мышцы. Затем выпрямил ноги и стал их поднимать до прямого положения тела. После второй серии ко мне подошёл Дима Воробьёв и сказал:

– Лёха, ну ты даёшь! Двадцать килограммов!

– Дима, поясница болела, посоветовали закачивать. Начинал с пяти килограммов, постепенно дошёл до двадцати.

– Понятно, – протянул он, потом взял другой блин от штанги и стал поднимать вверх прямыми руками. – У всех чего-нибудь болит. Говорят, если однажды утром проснёшься, и у тебя ничего не болит – значит, ты умер.

– Ну тогда пусть болит, живее будем! – весело сказал я, заканчивая упражнение, и пошёл в сторону низких брусьев, – а ты, Дима, спину тоже подкачивай, а то закончишь в ЦИТО, как я в твоём возрасте!

В центральный институт травматологии и ортопедии я попал после неудачного соскока с брусьев на всероссийском сборе во Владимире. Это произошло, когда мне было ещё 17 лет. При приземлении спину просто заклинило. Я стоял, криво улыбался и не мог сойти с места. Тренеры подбежали, подхватили меня и помогли дойти до массажной кушетки. Вызвали скорую. В больнице я пролежал три дня и когда начал с грехом пополам ходить, меня переправили на поезде в Москву.

В отделении, куда меня поместили, практически все пациенты были спортсмены. В нашей четырёхместной палате оказался даже борец из Туниса. Он, как ни старался, не мог правильно произнести моё имя и называл меня «Лоша», чем вызывал улыбку других соседей по палате.