Повисла напряженная тишина. Даже индианка бросила готовить и воззрилась на нас.

Индеец с прищуром наблюдал за мной. Его тонкие пальцы играли собственными волосами… а затем огонь сомнений в его взоре внезапно потух.

– Майнг, – сухо бросил абориген и вышел из дома.

Я зажмурился и разочарованно выдохнул:

– А-а-а, говно!

Девушка молча вернулась к готовке еды.

– Это мои вещи! – гневно крикнул я ей в спину. – Мой телефон, моя сумка! Верните мне их!

Она не ответила, но я заметил, как напряглись мышцы спины под облегающей накидкой.

– Верните вещи и освободите меня, твари!

Индианка вздрогнула и выронила нож, которым разделывала мясо. Быстро подобрала его и продолжила. Ко мне так и не обернулась. Ничего не ответила.

– Да пошли вы…

Я устало откинулся на кровать. Горло разболелось сильнее. Его жгло и першило. Дико хотелось пить. Все тело покрылось липким потом. Комариные укусы зудели и чесались.

Однако попросить воды у этой косоглазой красавицы не позволяло, не пойми откуда взявшееся, чувство ущемленной гордости. Горечь и обида обуяли меня. Мысль о том, что лучше сдохнуть, нежели молить о глотке живительной влаги, теперь казалась очень даже привлекательной.

Я вздохнул и закрыл глаза. Сонливость накатывала сама собой. Через минуту организм провалился в болезненную дрему. Снился какой-то бред. Что Ира, обиженная на мои слова об увольнении, привязала меня к креслу и насильно кормит протухшими ананасами. А я глотаю, ору от бессилия и ничего не могу сделать. И еще у подчиненной откуда-то взялось косоглазие… а консервы в определенный миг стали пахнуть, как жареное мясо кролика…

Сон прервался. Я тихо чихнул и поднял веки.

Надо мной склонилась та самая индианка. В руке она сжимала нож с черным и заточенным лезвием.

– Че надо? – прохрипел я. – Убери эту хрень!

Косоглазка проигнорировала мои слова и села рядом с ложем. Только сейчас я заметил, что в левой руке она держит широкую миску из глины, поверх покрытую узорами, напоминающими падающий дождь. Внутри виднелись куски мяса. Их аромат вызвал очередную бурю в моем животе. Несмотря на боль в горле и легкий озноб, голод вернулся с удвоенной силой.

– Т’уль, – тихо молвила индианка.

– Тюль? – не сразу сообразил я. – Какие занавески?

Она не ответила, а стала молча разделывать крольчатину на кусочки поменьше.

«Ну, по крайней мере, сдохнуть от голода не дадут… пока».

– Это мне? – все же решил уточнить.

– Т”уль, – повторила косоглазка, не отрываясь от миски.

– Ну, тюль, так тюль, – выдохнул я и закашлялся.

Незнакомка подцепила ножом один из кусочков и поднесла к моим губам. Еда была горячей, словно только что с углей. Но невероятно аппетитной. Я даже не заметил отсутствие соли или перца – так сильно проголодался. Последнее, что ел, так это испорченный гамбургер, а нормальной пищи во рту и вовсе давно не было.

С жадностью набросился на мясо, опалив себе небо нагретой едой. Слегка поморщился, но с удовольствием разжевал и проглотил, благо пища оказалась мягкой, хорошо прожаренной. Индианка уже подцепила второй кусочек и ждала, пока разжую. Несмотря на связанные руки, довольно быстро управился с ужином, однако это оказалось не все. Забрав нож с миской, косоглазка отнесла их к очагу и вернулась с хлебной лепешкой и еще одной глиняной чашей.

Я принюхался к лепешке:

– Кукуруза что ли?

– Чим, – молвила индианка.

Ее тонкие уста чуть подернулись в улыбке, но через миг она испарилась.

«Так, надо запомнить… чим – это кукурузный хлеб… нахрена? Понятия не имею».

С лепешкой тоже управился довольно быстро и сразу почувствовал блаженное насыщение. С облегчением выдохнул. Тем временем девушка протянула мне чашу. Заглянув, я увидел там воду желтоватого цвета.