Эйла с ласковой улыбкой наклонилась и поцеловала сына в макушку, её взгляд отражал тихую материнскую радость. Осторожно взяв мальчика на руки, она почувствовала, как Торстен уютно прижался к ней, словно птенец под крылом – полностью доверяясь теплу и защите, которые он находил в этом доме. Остальные за столом понимающими улыбками проводили её взглядом, признавая, что для младших гостей вечер подошёл к естественному финалу.

– Пора его уложить, – мягко промолвила Эйла, поднимаясь из-за стола. Её голос звучал негромко, словно она боялась нарушить волшебную тишину, окутавшую этот момент.

Сын, уютно устроившийся на её груди, слабо пробормотал что-то во сне, не просыпаясь. Он знал, что в руках матери и в пределах этих стен ему ничто не угрожает. Эйла, ступая бесшумно, как тень, поднялась по скрипучей лестнице наверх, оставив мужчин за столом. Род проследил за каждым её шагом, и в его глазах светилась любовь, смешанная с тихой гордостью и благодарностью за этот мир и семью, которая окружала его.

Когда за Эйлой и Торстеном закрылась дверь, внизу на мгновение повисла задумчивая тишина. Пламя в чаше со священным деревом мерцало, отбрасывая на стены подрагивающие тени, похожие на призрачный танец духов. В этой тишине было что-то умиротворяющее, словно сама ночь прикоснулась к их душам, напоминая о скором приходе сна. Но этот вечер ещё не был окончен для взрослых – им предстояло подарить себе несколько беззаботных мгновений, смыть дневную усталость и насладиться теплом общения.

Род, будто выжидавший этого момента, внезапно нырнул под стол и извлёк оттуда большую бутылку ржаной водки. В отблесках огня стекло сверкнуло, как сокровище, а лица собравшихся мгновенно оживились, отражая тёплое ожидание.

– Ну что ж, теперь можем отпраздновать как следует! – воскликнул он весело, открывая бутылку уверенным движением. Звонко плеснувший в кружки напиток сразу наполнил воздух плотным ароматом хлебных зёрен и тонкой остротой.

Сигмунд, сидевший рядом, с приподнятой бровью и лукавой усмешкой поднял кружку:

– Вот теперь начинается настоящий праздник, – проговорил он с удовлетворением. – За нас и за этот дом, ставший нашим оплотом.

Кружки взметнулись вверх, отблески огня побежали по их краям, и в этот миг каждый глоток стал обетом дружбы и благодарности. Водка обжигала гортань, напоминая о силе жизни, текущей в жилах, и смывая последние тени тревог. Эйден, сделав глоток, ощутил, как тёплая волна разливается по телу, расслабляя и располагая к весёлой беседе.

– Вот это другое дело! – рассмеялся Сэм, перекидывая руку через спинку стула. – А то я думал, что вечер пройдёт без настоящего угощения. Теперь мы в деле! И раз так, позвольте мне поделиться историей, как меня однажды приняли за легендарного охотника, когда я преследовал лису…

Его слова тут же встретили дружный смех. Эйден тоже улыбнулся – впервые за долгое время искренне, без тени печали. Калад, подхватив настроение, рассказал о смешном случае на рыбалке, когда он умудрился провалиться в прорубь, и от его рассказа все вновь расхохотались. Эти истории были как разноцветные бусы, нанизанные на нить общей памяти, и каждый смеялся, ощущая уют и близость.

– Эйден, – обратился к нему Род с тёплой полуулыбкой, – мы все знаем, что ты не любитель шумных застолий и предпочитаешь тишину. Но сегодня – твой день, мы хотим, чтобы ты почувствовал себя одним из нас. За тебя.

Эйден встретил взгляд Рода и, не раздумывая, поднял свою кружку. Водка, текущая по горлу, принесла с собой не просто тепло, а чувство принадлежности и принятия. Он улыбнулся, и в этот момент будто ещё одна незримая дверь открылась в его душе, впуская свет и радость.