Сигмунд, первым разорвав затишье, поднял кружку с элем и бросил на Рода искрящийся взгляд:

– Этот год был удачен, – сказал он с лёгкой улыбкой. – Клянусь, я и не думал, что после всех наших бед мы сможем похвастаться такими запасами. Порой мне кажется, что нам невероятно повезло, – в его голосе звучала благодарная удивлённость.

Эйден, сидевший рядом с Сэмом и Каладом, оторвал взгляд от отражений огня в кружке и посмотрел на Рода. На миг лицо хозяина дома потемнело от воспоминаний, но он тут же выпрямился и тихо, но уверенно заговорил:

– Мы прошли через ад, – произнёс Род, и в его голосе дрожала сдерживаемая боль. – В шахтах мы были на краю бездны, почти потеряли друг друга. Я никогда не забуду день, когда мы вырвались на свободу. Тогда я поклялся, что моя семья больше не узнает такой тьмы. Я не позволю, чтобы нас снова разлучили эти безжалостные стены.

Каждый понимал: это не просто слова, а клятва человека, увидевшего худшее и готового на всё, чтобы защитить близких. Это обещание звучало как стальной обруч, опоясывающий их жизни.

– Мы с тобой, брат, – ответил Сэм, глядя Роду прямо в глаза. – Помню тот миг в абсолютной темноте, когда мы не знали, увидим ли хоть раз ещё свет солнца. А теперь мы здесь, за этим столом. Разве это не чудо?

– Истинно так, – кивнул Калад. Его голос был мягок, но в нём звучала железная уверенность. – То, через что мы прошли, навсегда нас изменило. Но теперь у нас есть самое ценное – свобода и семья.

Слова повисли в воздухе, как тонкие нити, связывающие их души. Огонь в чаше продолжал плясать, отбрасывая на лица красноватые отблески, словно напоминая: всё, что они имеют сейчас, добыто с трудом, выстрадано и вымолено у судьбы.

Сигмунд снова усмехнулся, но на этот раз в его усмешке слышалась горькая сладость пережитого:

– К чёрту те шахты, к чёрту их мрак. Мы здесь, мы живы, и перед нами целый мир, за который стоит сражаться.

Род поддержал этот жест, приподняв свой кубок, и остальные не заставили себя ждать. Их кружки поднялись в едином порыве, как знамёна над крепостью сердца. Этот тост был больше, чем просто дежурное пожелание – он знаменовал их общую победу, их стойкость, их способность сплотиться и выжить.

– За жизнь, – тихо, но полно смысла произнёс Род. – За то, что мы больше никогда не будем разделены.

Эйден с пониманием кивнул вместе со всеми. Улыбки вернулись на лица, разговоры оживились и потекли легко и свободно. Тяжесть прошлого хоть и осталась позади глаз, но больше не давила на сердца. Они не боялись говорить о том, что было, потому что теперь у них была уверенность в том, что будущее им подвластно.

– Кто бы мог подумать, что мы окажемся здесь, – задумчиво сказал Сэм, оглядев щедро накрытый стол. – Когда-то мы не надеялись увидеть даже проблеск рассвета, а теперь сидим, наслаждаемся едой и благодарим Великих за щедрость.

Калад засмеялся негромко, хлопнув Сэма по плечу:

– После всего, что случилось, каждое блюдо – дар свыше. И пусть так будет всегда.

Сигмунд поднял кружку и отпил глоток, словно скрепляя их уговор невысказанной клятвой:

– Да, теперь важнее всего не сама пища, не стены над головой, а то, что мы – вместе. Это то, что и делает нашу жизнь стоящей.

Эйден слушал их голоса и улыбался, ощущая, как внутри расцветает тихое, уверенное тепло. Они пережили тьму и теперь наслаждались светом, который сами же зажгли. И огонь в чаше, и их улыбки, и это обилие еды – всё стало символом их силы, их несгибаемого духа и любви, что связывала их мощнее любых стен.

Торстен, как это часто бывает с детьми на долгих застольях, постепенно начал уступать сну. Ещё недавно мальчик бурлил энергией, смеялся, шалил и шутливо поддразнивал взрослых, но теперь, под нежным натиском сытости и тепла, его глаза медленно смыкались. Он сидел рядом с матерью, и его маленькие руки уже бессильно лежали на краю стола, голова кланялась к плечу Эйлы, будто солнечный цветок, опустивший лепестки к ночи.