– Нравится тебе здесь? – нарушая тишину, спросил Сигмунд. Голос его звучал низко и слегка глухо, без намёка на осуждение или настойчивость. Этот вопрос был скорее риторическим, словно мужчина проверял, принял ли новоприбывший эти суровые земли как свой дом.

Немой странник – тот, кого звали Эйденом, – лишь кивнул в ответ. Он предпочитал не тратить слова понапрасну. Его взгляд устремился в глубь лесных просторов.

– Долгое время я тоже не мог привыкнуть, – продолжил Сигмунд, идущий рядом, не сбавляя шага. Его суровые черты оставались спокойными, а взгляд уходил куда-то вдаль, будто через снежные просторы он вглядывался в собственное прошлое. – Морозы, одиночество… Сначала кажется, что никогда не сможешь принять этот холод, что он навсегда останется чужим. Но со временем он становится частью тебя. Ты перестаёшь ощущать ледяной ветер как врага. Он просто есть. Одиночество тоже меняется: оно уже не гнетёт, а даёт время прислушаться к себе. Здесь своё тепло, даже в самую лютую стужу. – Сигмунд на миг умолк, словно взвешивая каждое слово. – Дом – это не всегда место твоего рождения. Иногда дом – это то, где тебя ждут.

Эти слова задели в душе молчаливого воина какую-то струну. Он продолжал идти рядом, ощущая, как фразы Сигмунда проникают вглубь, отзываясь где-то в сердце. Эти северные земли, со всем их холодом и безмолвием, начинали становиться для немого путешественника чем-то большим, чем просто очередной остановкой.

Лес редел, пропуская вперёд широкой белоснежной равнины, и вскоре на горизонте заискрились очертания Роискуда. Скромная деревушка выглядела сказочно: заснеженные крыши домов поблёскивали под рассеянным светом, словно посеребрённые. Из труб медленно поднимались прозрачные струйки дыма, обещая тепло и уют внутри. Даже суровая зима не могла лишить этих людей их праздника – приближались торжества, и жизнь била ключом, несмотря на мороз.

Когда двое путников приблизились к деревне, между облаками прорвался робкий луч солнца, заиграв на заснеженных крышах, будто кто-то разбросал по ним тонкую серебристую вуаль. Узкие тропинки были аккуратно очищены, а вдоль них тянулись гирлянды из еловых веток, усыпанные деревянными фигурками. Каждая мелочь дышала традицией и уважением к предкам.

Новый житель этих мест, ещё недавно чужак, смотрел на эту картину с безмолвным восхищением. Из труб маленьких домиков шёл дым, наполняя воздух ароматом горящих дров, свежеиспечённого хлеба и жарящегося мяса. Закутанные в меха мужчины занимались украшением центральной площади: они развешивали гирлянды, зажигали костёр, вокруг которого уже собирались люди. Этот огонь был не просто источником тепла, а сердцем деревни, её центром притяжения.

Дети с криками играли в снегу, бегали, бросались снежками, строили крепости. Их звенящий смех контрастировал с тихой величавостью зимней природы. Взрослые, собравшиеся у костра, раскладывали хлеб, сыр, фигурки – символы благодарности Великим духам за ещё один прожитый год. Молчаливый защитник Торстена чувствовал особую значимость этого ритуала: для здешних людей праздник был не просто забавой, а частью их сути – возможностью сплотиться перед лицом холода.

Сигмунд остановился на мгновение, оглядывая всё вокруг с лёгкой полуулыбкой:

– Так здесь всегда, – заметил он. – Мороз не отнимет у нас праздника и благодарности Великим. Для нас это не просто обряд, это то, кем мы являемся.

Эйден, кивнул, прислушиваясь к словам спутника. Он понимал, что для этих людей деревня – не просто место на карте, а дом в самом глубоком смысле этого слова. И он, тихий странник, теперь был частью этого мира, пусть и неосознанно.