– Они что, в лес пошли? – Его голос дрогнул.

Надя пожала плечами, но в её глазах плескался страх.

– Не знаю, Олежка. Таня только сказала, что Никитку найдёт, хоть из-под земли достанет.

Олег щёлкнул выключателем, и кухня залилась холодным светом лампы, но это не прогнало мрак, а лишь сделало его резче, будто тени стали острее. Оля, бледная, как мел, схватила его за руку.

– Олег, надо их найти. Это… это ненормально всё. Никита, Лаврентий, тот ребёнок в лесу…

– Какой ребёнок? – Надя нахмурилась, но Олег уже повернулся к двери.

– Я иду за ними, – сказал он, стараясь держать голос твёрдо. – Тёть Надь, сиди тут, если что – звони в скорую или ментов.

Оля, всё ещё сжимая его руку, шагнула следом.

– Я с тобой. Одна я тут не останусь.

Олег хотел возразить, но её взгляд – смесь страха и решимости – заставил его промолчать. Он кивнул, и они, схватив фонарик с полки, шагнули в ночь.

Лес, такой знакомый в детстве, теперь казался чужим, почти враждебным. Ветер шуршал листвой, и каждый шорох заставлял молодых напрячься. Оля плелась сзади, её кроссовки чавкали по влажной земле, а лицо было бледнее лунного света.

– Блин, Никита этот совсем оборзел, – бурчал Олег, больше для себя, чем для Оли. – Мало того, что бабулю довёл, так ещё и в лесу где-то шляется. Вот найду его, покажу школу «нулевых». Будет знать, как всех заставлять волноваться.

Оля ничего не ответила, лишь плотнее запахнула куртку. Её взгляд то и дело цеплялся за тени между деревьями, будто она ждала, что силуэт в лохмотьях появится снова. Олег заметил её страх, но промолчал – самому было не по себе.

Они бродили минут двадцать, пробираясь через заросли и обходя поваленные брёвна. Лес молчал, лишь изредка ухала сова, да где-то хрустела ветка. Олег уже начал думать, что они зря сунулись сюда, когда вдруг услышали крики.

– Никита! Никита, сынок, где ты?!

Голос Тани, хриплый и надрывный, разрезал тишину. За ним следовал усталый, но резкий окрик Маши:

– Никита, хватит прятаться! Выходи!

Олег ускорил шаг, чуть не споткнувшись о корень.

– Ба! Маша! – крикнул он, направляя фонарик в сторону голосов.

Через минуту они увидели их. Таня, сгорбленная, с платком, сбившимся на плечи, брела, опираясь на Машу. Её лицо, мокрое от слёз, казалось ещё старше, чем утром. Маша выглядела измотанной: волосы растрепались, куртка была перепачкана грязью. В руках она сжимала второй фонарик, луч которого дрожал, освещая кусты.