Но мальчик, не отвечая, развернулся и ушёл в свою комнату, хлопнув дверью. Музыка стихла.

– Это что сейчас было? – Оля, наконец, подобрала свой телефон. – Он реально псих?

– Да ладно, – Олег попытался говорить спокойно, хотя сердце колотилось. – Пересидел в телефоне, вот и всё. Пойдём спать, завтра разберёмся.

Гости, перешёптываясь, разбрелись по комнатам.

Утро началось с крика. Олег подскочил, едва не врезавшись в тумбочку. На пороге гостиной стояла Надя, её лицо было белее простыни.

– Олежка, вставай! Лаврентий… он… он умер!

Олег, ещё не проснувшись, рванул на кухню. Там уже толпились все. Лаврентий сидел на том же стуле, где храпел ночью, но теперь его голова безвольно свисала, а руки лежали, как у марионетки с перерезанными нитями. Таня, сидя рядом, рыдала, уткнувшись в платок.

– Ба, что случилось? – Олег присел рядом, пытаясь поймать её взгляд.

– Не дышит, Олежка… – Таня всхлипнула. – Утром зашла, а он… холодный уже.

Маша, стоя у плиты, шептала что-то про сердце, а Оля, бледная, как привидение, листала телефон, будто там был ответ на всё. Надя крестилась, бормоча молитвы.

Через час приехала скорая. Врач, пожилой мужик с усталыми глазами, осмотрел Лаврентия и покачал головой.

– Инфаркт. Бывает в его возрасте, особенно после пьянки. Соболезную.

Гости молчали. Олег смотрел на тело Лавра, и в голове крутился голос Никиты: «Крокодил здесь. Его миссия выполнена».

К полудню родственники решили остаться. Похороны надо было организовать, да и Таню одну оставлять никто не хотел. Никита, как ни странно, не показывался – Таня сказала, что он спит в своей комнате. Олег хотел пойти проверить, но что-то внутри подсказывало: не лезь. Пока не лезь.

Дом бабушки Тани погрузился в тягостную тишину. Скорая уехала, забрав тело Лаврентия, а родственники, всё ещё ошеломлённые, сидели на кухне, потягивая чай. Таня, вытирая слёзы платком, вдруг подняла взгляд на Олега.

– Олежка, – её голос дрожал, но в нём чувствовалась привычная решительность. – Надо бы до Дюртюлей съездить. Батюшку Серафима оповестить. Он Лавру друг детства, я хочу, чтоб он его отпел.

Олег, потирая затёкшую шею, нахмурился.

– А позвонить нельзя?

Таня покачала головой, её пальцы нервно теребили край скатерти.

– У Серафима телефона нет. Он, говорят, после смерти жены совсем отшельником стал. На службу редко ходит, но Лавра уважал. Ради него придёт, я знаю.

Олег переглянулся с Олей, которая сидела, уткнувшись в телефон, но явно прислушивалась. Маша, хлопотавшая у плиты, кивнула, будто подтверждая слова Тани. Надя, сидевшая рядом, пробормотала что-то про «грехи» и «упокой души».

– Ладно, ба, съездим, – Олег вздохнул. – Оль, ты со мной?

Оля нехотя оторвалась от экрана, поправив выбившуюся прядь.

– Ну, окей. Только такси ждать в этой глуши – часа два. Может, пешком? Как в детстве?

Олег невольно улыбнулся. Идея была дурацкая, но в ней было что-то тёплое, ностальгическое. Дюртюли были в паре часов ходьбы, а погода стояла ясная.

– Погнали, – кивнул он.

Таня слабо улыбнулась, шепнув:

– Спасибо, родненькие.

Олег и Оля шагали по пыльной тропинке, что вилась через поля и редкие перелески. Солнце припекало, но ветерок спасал от жары. Вокруг гудели шмели, а вдалеке лаяла чья-то собака. Оля, в своих модных кроссовках, то и дело спотыкалась, но упрямо тащилась вперёд, иногда тыкая в телефон.

– Помнишь, как мы тут носились? – Оля вдруг хихикнула, убирая телефон в карман. – Ты ещё в крапиву свалился, а я ржала, пока бабуля тебя мазью не намазала.

Олег усмехнулся, пнув камешек.

– Ага, а ты потом у Нади яблоки спёрла, и она нас веником гоняла. Думал, сердце выпрыгнет.