– Вот тебе, дружок, и две первые курицы для нового курятника! – пустив дым носом, приветливо подмигнул мне штабс-ротмистр.

И я снова рухнул на речной песок…

– Ну нельзя же так, Надежда Андреевна! – мягко упрекал Лёша штабс-ротмистра, сматывая удочки. – Оставьте этот ваш армейский гальгенхумор.

– Помилуй, Алёшенька, да какой же он «гальген» – обычный юмор, – мило оправдывался штабс-ротмистр. – Ну, грубоватый, не спорю… И потом: ты сам говорил, что он того – понимает… А он – не того…

– Того – не того… Вы себя-то поставьте на его место: рыбачит себе мужик в тихую радость: крючки, червячки, прикормка – и на те! явились не запылились! Поэт и воин с того света! Ладно, я еще с вами…

– Вот уж запылиться мы никак не могли – это ты, Алёшенька, не подумавши молвил…

«Не будь с вами Алёшеньки, я принял бы вас за ветеранов труда нашей швейной фабрики», – про себя прокомментировал я их добродушную перепалку, вытирая с лица воду, что пригоршнями носила с реки Марина Ивановна. Понимающая усмешка мелькнула в её серо-зелёных глазах, близко склоненных надо мной – мне стало стыдно: не было сомнения – она прочитала мои мысли.

– Спасибо, извините… – пробормотал я, вновь вставая на ноги.

– Так! – весело объявил Лёша. – Пресс-конференция начинается! Кто не желает принимать в ней участие, может покурить где-нибудь в сторонке!

Штабс-ротмистр с Мариной Ивановной послушно присели подымить на сухой топляк неподалеку, Лёша собрал все мои снасти в кучку – не забыл, как это делается. Плюхнувшись на траву возле потухшего костра, он выжидательно посмотрел на меня.

– Как это вообще возможно? – подсаживаясь к нему, спросил я. – И почему именно сейчас?

– На первый вопрос точного ответа не знаю. А на второй отвечу так: Стивена ждали.

– Какого Стивена?

– Стивена Хокинга.

– Это который по черным дырам?

– Да. Того самого.

…

– Вот твои-то обрадуются!

– Не обрадуются…

– ?

– Я здесь очень ненадолго… Мне нельзя… И ты меня не видел.

– Понял… А как же?.. – я повернул голову в сторону сидевших на топляке.

– Я вас свёл – моя задача выполнена. Они погуляют на Дне города – и тоже обратно.

– Как это – «погуляют»?

– Да уж как получится! – Лёша ободряюще толкнул меня плечом. – Да ты не переживай: есть-пить они не попросят – это им без надобности. Курево у них тоже своё…

– А… почему я?

– Они тебя выбрали. Я им много про тебя рассказывал.

– Про того – не того?

– И про это тоже.

– Да кому они – такие – нужны в этом городе? Кто их ждёт?!

– Вот и проведаете.

…

– А Марина Ивановна почему не говорит ничего?

– Глухонемая. В этот раз.

– ???

– А следующий раз – глухонемая приду на свет, где всем свой слух дарю, свой слух дарю. Ведь все равно – что говорят – не понимаю. Ведь все равно – кто разберет? – что говорю.

Я украдкой вздохнул и встряхнул кулаком.

– Ты бы еще перекрестился! – заметив это, хохотнул Лёша. – Насчет глухоты её я сомневаюсь, но немая точно.

– Что это она там пишет? – увидел я, как Марина Ивановна чертила прутиком на песке у самой кромки воды.

Мы с Лёшей оторвали пятые точки от грешной земли и подошли взглянуть.

Мы к Каме прибиты камнями…

– успела вывести она, но волны от прошедшего четырехпалубного теплохода-праздника (как указано в рекламных проспектах) «Владимир Маяковский» через мгновения смыли эту строчку…

– Мне пора, – вздохнул Лёша.

Помог закинуть мне за спину рюкзак, вручил спиннинги и тяжелый садок.

– Вот теперь ваш, так сказать, Вергилий! – жестом рук, с полупоклоном пригласил он следовать за мной явившихся с ним из глуби и глади.

И пошел вверх по реке, а мы побрели вниз.

Чавкая сапогами по мокрому галечнику, думал я о разном: о том, например, что