«Я не купался в море лет пять, а то и семь:

Я с чем-то был в раздоре уже не помню, с чем;

Ушёл в чужие дали, скучать в родных устав

Но знаю, что едва ли хоть в чём-то был неправ.


Марина, Марианна! Вот море, вот луна…

Налей же полстакана креплёного вина!

Марина, Марианна! Как быстро жизнь идёт!

Налей мне полстакана и сделай бутерброд!»


Приехал я из Краснодара поздно вечером на новый автовокзал. Взял такси и поехал на Тонкий мыс – там тогда жила Панфилова вместе с родителями и сыном, в большом частном доме на улице Пограничной, недалеко от моря. На улице Солнечной попросил водителя остановиться около ночного магазинчика, бросил в пакет бутылку «Анапы», хлеб и круг полукопчёной колбасы. Приехал на Пограничную, попросил гранёный стакан и потащил Марианну на ночной пляж. Искупался и протянул ей пакет:

– Марианна, сделай, как в моём стихотворении!

И Марина-Марианна налила мне полстакана дешёвого креплёного вина и сделала бутерброд. Поэзия и жизнь совпали, круг замкнулся.

В 2007 году Панфилова обзавелась скромной квартиркой в районе «Северный», рядом с федеральной трассой «Дон», в получасе ходьбы от пляжа. Но от дома открывается чудный вид на весь город и геленджикскую бухту. Марианна живёт у моря и пишет о море. Я ей очень завидую.


3. Макс


Поздней осенью 2001 года хоронили Максима М. Друзья и знакомые, как водится, звали его попросту Максом. Был он молодым, лет тридцати с небольшим, кандидатом наук, преподавал в КубГУ на филфаке, писал стихи, прозу, пьесы. Как и большинство филологов, считал себя талантливым литератором. В отличие от большинства, действительно был не лишён таланта. Вырос в обеспеченной семье, сызмальства приобрёл вкус к хорошим вещам, едва ли не первый в Краснодаре обзавёлся компьютером – ещё в конце восьмидесятых родители подарили.

Был неплохо образован, эрудирован – в постперестроечной манере. Цитировал восточных философов и культовых писателей: Борхеса, Кастанеду, Ричарда Баха, позже – всяких Коэльо и Мураками. Конечно, не забывал Хармса, Бродского, Пелевина и тому подобное. В столицы не рвался, но в Краснодаре держался самоуверенно. В кандидатской ничего интересного не сказал, но употребил множество учёных слов и сослался на кого нужно. Цену своей работе знал, так как был весьма неглуп, но – правила есть правила, и он по ним сыграл.

Всегда при деньгах, хорошо одетый, солидной комплекции, пухлощёкий и манерный, молодой преподаватель имел большой успех у первокурсниц и девочек из окололитературной тусовки – завсегдатаев краснодарских «богемных» кафешек. Впрочем, Макс женским вниманием не слишком злоупотреблял. Мог под настроение угостить даже малознакомых людей кружкой-другой пива или рюмкой коньяка, но сам сильно не напивался. Многие ему в то время – в середине-конце 90-х – завидовали, в том числе и я: его собственной квартире, добротным костюмам, карманным деньгам и апломбу.

У некоторых к этой обычной житейской зависти примешивалось раздражение. Он это хорошо чувствовал и вёл себя достаточно деликатно, но свою манерность побороть не мог – маска пристала и заменила настоящее лицо возможно действительно хорошего, тонко чувствующего и легкоранимого человека. Возможно…

Погиб Максим глупо, чисто по-краснодарски. Ох уж эта самодостаточная южная провинция, мнящая себя если не вторым Парижем, так на худой конец второй Одессой! Люди здесь родятся и умирают легко, как бы между делом, после кружки пива или бокала полусладкого вина, вдохнув лёгкий запах сирени, или ртутно-тяжёлый аромат магнолий, или кисло-горький дым сжигаемых листьев, назначив на завтра дела, которые можно и нужно было сделать сегодня и даже вчера, но – южная, южная провинция! Никто никуда не спешит, все уверены, что будут жить вечно – ведь иначе и быть не может, правда? – и умирают, сами того не замечая. Так и Макс едва ли сам заметил свою смерть.