Он зашёл после лекций в кафе «Союзпечать» на улице Шаумяна, поужинал, выпил кружку пива и собрался было уходить, как тут подошли к нему два блатнюка с Сенного рынка, накачивавшихся водкой за соседним столиком, и сказали, что им его кожаный плащ понравился, так не уступит ли он его «за спасибо» хорошим людям? Макс ответил так, как следует отвечать в подобных случаях. Блатнюки предложили ему «выйти». Вышли. Пырнули ножом в живот (другая версия – по горлу). Макс, зажимая рану, побрёл в сторону Первой городской больницы, что находится совсем рядом, в одном квартале. Не дошёл. Блатнюки вернулись в кафе допивать водку. Там их через полчаса и повязали. Позже я спрашивал у своего знакомого, успевшего во времена безбашенной молодости получить специфический опыт:

– Что за вздор? Зарезали человека и спокойно вернулись дальше пьянствовать?!

– Тут понятно всё. Думали: слегка порежут, кровянку пустят, попугают фраера. Не рассчитали просто…

После похорон родители Максима устроили поминки. Кроме родственников, друзей, университетских товарищей-преподавателей и студентов на дармовую выпивку, как водится, набежало много всякой швали. Одни с Максом пили, с другими он пил.

Получилось похабство. Безответно влюблённые в покойного первокурсницы, ставшие уже старшекурсницами, и окололитературные девочки, мало закусывая, вслух признавались в своих чувствах, едва не передравшись между собой; громко провозглашали Максима гением мирового масштаба, наперебой читали его стихи, роняя слезы в салаты. Марина М., дамочка лет сорока, многую тьму имея в разуме, залезла на стол, и с криком: «Я вам сейчас всем покажу, как надо читать стихи Макса!» стала декламировать одну из его эротических стилизаций, срывая с себя одежду. Довести до конца выступление ей, слава богу, не дали: со стола стащили, одели, «отключили» стаканом водки и уложили в прихожей проспаться.

Мой старый друг Владимир Ф., помогавший родителям Максима в устройстве поминок, рассказывал:

– Там было нечто!.. Особенно когда эта потасканная шалава устроила стриптиз среди тарелок… Родители Макса в ужасе меня спрашивают: Вова, что происходит?! А я и не знаю, что им ответить…

С дамочки, впрочем, взятки были гладки. Она была «поэтесса», называла себя «руководителем неформального литературного объединения». Собиралось это объединение по средам в замызганной «хрущобе» на задворках кирпичного завода – надо думать, в пику всем другим, «формальным» объединениям. Пять-шесть разновозрастных оболтусов обоих полов приносили с собой несколько литров дешёвого вина или водки, распивали их и читали стихи «под раннего Маяковского» (других образцов для подражания не нашлось):

«…Я вывернусь из

собственной кожи,

Я побегу по тротуарам заражённого города,

Распугивая крыс

в канализационных люках!

Хохоча над шарахающимися от меня Галактиками

и котами!!!»

Или:

«Катакомбы наших провинций

вылеплены из грязи и темноты.

Я иду как сломанные часы, прожекторами включив глаза,

Чьи выпученные линзы

Преломляют воздушный образ мечты,

В городе, в чьей душе всегда – зима и шизá!»

После чтения стихов обсуждали проблемы мировой поэзии и своё место в ней.

Иногда соседи вызывали милицию, но дежурный наряд приезжать не спешил – из чувства брезгливости и полного отсутствия материальной заинтересованности.

Родители Максима, как я уже сказал, были людьми обеспеченными. И в силу естественных родительских чувств талант сына сильно переоценивали. В годовщину смерти Макса они за свой счёт издали толстый том его произведений с громким названием «Золото чародея». Там было набито всё подряд: стихи, рассказы, пьесы, отрывки, наброски, курсовые работы, газетные статьи, переводы. Едва ли треть имела отношение к литературе, и вряд ли сам автор собирался публиковать бóльшую часть этой трети. Редактурой занимался друг и коллега Макса, Игорь К.