– На черта было всё подряд печатать? – спрашивал я его. – Неужели ты, университетский препод, сам не понимаешь, что там больше половины – просто барахло?

Скажи, вот это, например, что за бредятина:


«Страшен, чёрен, мрачно-древен с берегов ночных пришед,

Где Ночной Плутон сошед…»?!


Или это:


«Над словами размышлял я,

но ни слова не сказал я…»?..


Это же просто рифма «ботинки – полуботинки»! А это ты как объяснишь – если вообще сумеешь:


«Мечтаемая эволюция – не реальное преображение действительности, а сложный процесс духовного преображения реальности, его мечтаемое преображение и трансформация бытийной предметности в символическую реальность, которая и есть Дон-Кихотовское дульцинирование…»?..


Сразу вспоминается знаменитое:

«надеть на шпиндель моталки шпульку так, чтобы в прорезь фланца шпульки вошла установочная шпилька шпинделя моталки…»


– Да знаю я, знаю! Только куда мне было деться? Родители Макса собрали все его рукописи, попросили меня подготовить к печати, заплатили вперёд. Неслабо, скажу я тебе, заплатили… А у меня свадьба скоро. Отказаться неудобно. Так вот совпало всё…

– Ну, если попросили, заплатили, «неудобно» и «свадьба» – тогда понятно, конечно…

– Ничего тебе не понятно! – с тоской воскликнул Игорь. – Они ведь нашли ещё наброски двух его романов, так мне теперь приходится их тоже редактировать!

– Снова вперёд заплатили?

– В том-то и дело! А наброски, скажу тебе… Такие сырые, что мне на самом деле приходится просто самому романы писать. И гадать, что хотел Макс. А родители всё время просят посмотреть, как идёт работа, и дают советы, и обижаются, если у меня, по их мнению, получается на него непохоже…

Тогда же, в первую годовщину, в КубГУ прошёл вечер памяти Макса. В аудитории сидело человек тридцать, в основном насильно согнанные студенты. Давнишняя поклонница Макса, известная краснодарская журналистка Валентина А., блестя влажными от слёз глазами, срывающимся голосом несла беспросветную пургу, растолковывая молодым школярам вклад погибшего в кубанскую журналистику.

– Максим первый на Кубани соединил журналистику с литературой!

– Это как? Каким образом? На фига?! – раздались недоуменные вопросы.

– Ну… он писал не просто информативно, а информативно и талантливо, он был очень талантлив! Он кроме статей ещё и стихи писал, и рассказы, и повести! И романы писал! Он перевёл «Ворона» Эдгара По! Мы, его друзья и поклонники, сделаем персональный сайт Максима, посвящённый его творчеству!

– А!.. Тогда да, тогда круто! – покладисто соглашались молодые акулы пера. Им по барабану был и Эдгар По, и его «Ворон», которого за полтораста лет переводили все кому не лень, и эта отчего-то волнующаяся, густо накрашенная взрослая женщина в короткой кожаной юбке. Ну, препод умер. Подумаешь, невидаль! Старый пердун, ему за тридцать было! А время уже послеобеденное, через дорогу от учебного корпуса продают холодное пиво, по коридорам стайками носятся симпатичные юные первокурсницы; работы – непочатый край!..

– Когда вы собираетесь открыть сайт? – спросил я.

– Скоро! Мы уже сейчас над этим работаем, нам помогают все, кто знал и любил Максима!

За прошедшие с тех пор девять лет сайт так и не открыли.


4. Поэт в шкафу


Одной из моих однокурсниц по Краснодарскому институту культуры, где я учился в 1984-1989 годах, была сексуальная блондинка Лариса. В начале лета 1988 года я был в неё сильно влюблён. Вернее сказать, вожделел. Напрасно. Поклонников, в том числе «серьёзных», у Лары хватало, бедный однокурсник не мог заинтересовать её по определению. Моя пассия надо мной посмеивалась и предлагала «остаться друзьями».