Решетка над огромными воротами была поднята, сами ворота были чуть приоткрыты, и в проеме виднелся слабый огонек. Пахло сыростью и прелой соломой.

Стараясь ступать неслышно, она прошла за крепостную стену и оказалась во внутреннем дворе, освещенным редкими масляными фонарями. Было слишком тихо, казалось – замок спал, но девушка знала, что это не так. Ночью жизнь здесь только начиналась. На всякий случай она вытащила из крепления в стене факел, и продолжила путь. Дверь замка также была заботливо приоткрыта, и мягкий свет как будто приглашал путницу пройти внутрь, что она, собственно, и сделала. По всему видать, эта особа была не робкого десятка, раз пришла в ТАКОЕ место одна, тем более, ночью. Миновав несколько слабо освещенных коридоров, в которых трудно было что-либо разобрать, кроме мягких ковров и темных портретов на стенах, она очутилась в огромном зале с высокими потолками, так что звук ее шагов гулко разносился под самыми потолками.

Девица обеими руками держала впереди себя факел, несмотря на то что зал был достаточно освещен тяжелыми канделябрами и огромным, в четверть стены, камином, в котором, несмотря на жутковатую обстановку, уютно потрескивали дрова, а точнее, огромные бревна. Посреди зала стоял богато сервированный стол, на серебряной посуде великолепно смотрелись всевозможные изысканные яства, расточая вокруг умопомрачительный аромат. Всего два кресла по оба конца стола намекали на пару персон, которым предназначалось все это кулинарное великолепие. Девушке было совсем не до еды, и она, не выпуская из рук факела, дрожащим голосом произнесла:

– Ээй, есть тут кто?

Тишина.

Она подошла к камину, чтобы немного обсушить вываленный в грязи плащ, факел пришлось вернуть в одно из креплений на стене, она сняла капюшон и протянула озябшие руки к огню.

Девушка была, бесспорно, хороша. Статная, светловолосая, как говорится, – кровь с молоком, с правильными чертами лица, как у античных статуй, придраться было не к чему, кроме, разве что, тонковатым, плотно сжатым, губам, и чересчур близко посаженным глазам. Выражение ее лица также расходилось с общим впечатлением о красоте – оно было решительно-злое, может, обидел ее кто?

– Так-так, кто ко мне пожаловал? –тишину нарушил насмешливый голос.

Девушка вздрогнула и обернулась.

В проеме стоял очень высокий, худой мужчина в черном бархатном кафтане, и весьма бесцеремонно разглядывал ее, изогнув кверху точеную бровь.

– Как договаривались! –гостья быстро пришла в себя и с вызовом посмотрели на хозяина замка.

Тот неслышно хмыкнул и пружинистым шагом подошел к столу.

– Присядь, отужинаем! –он отодвинул стул и чинно уселся во главе стола, кинув себе на колени кружевную салфетку.

– Я не есть сюда пришла! –девушка занервничала и принялась теребить завязку плаща.

Мужчина принялся аккуратно, не спеша резать холодное мясо. Его непроницаемое лицо не выражало никаких эмоций, кроме, разве что, презрения ко всему человечеству.

– Как знаешь, тогда жди меня. Сегодня на редкость вкусная оленина, просто тает во рту.

Жевал он нарочито медленно, словно желая потрепать ей нервы, время будто остановилось, нервы девушки были натянуты до предела, вот-вот взорвется. Наконец, пытка ожиданием кончилась, мужчина аккуратно вытер тонкие губы, небрежно кинул салфетку на стол, и, не мигая, уставился на молодую женщину.

Потом он поднялся, легко щелкнул пальцами, и стол, вместе со всеми вкусностями, растворился в воздухе, а сам он в мгновенье ока оказался в мягком кресте напротив огромного камина. Жестом пригласил девушку сесть в соседнее, и та безропотно повиновалась, примостившись на самый краешек. Мужчина скрестил на груди длинные руки, только алмазные запонки сверкнули при свете огня, и с невинным видом поинтересовался: