– Ты прав, я так привыкла к непомерной опеке, что теперь не могу отключиться, – пробубнила она слова, смысл которых Оливер едва ли понял. – Чем мы завтра займемся?

– Завтра и увидишь, – бросил он в ответ.

Зачем она говорила? Неужели хоть одно слово мира стоило того, чтобы прерывать блаженный бездельный экстаз, который они получили в награду за свой нескончаемый труд? К черту все звуки, кроме шороха волны. Вон все желания, кроме основных инстинктов.

Он снова вернулся взглядом к ее телу, облизывая глазами каждый его уголок.

– То есть, у тебя уже имеется план? – Удивилась болтливая красавица, но он лишь ухмыльнулся. – Расскажи! Оливер, так нечестно! Это и моя жизнь тоже!

– Лучше подумай о том, что уикенд заканчивается, а завтра не нужно решать никаких проблем, – устало протянул лентяй. – Взгляни, какое блаженство вокруг.

Пальмы опускали свои разгоряченные головы почти к самому песку, трогая косматыми сухими листьями прохладные волны. Белесый песок, тысячу раз истоптанный немногочисленными поселенцами высококлассного отеля с собственной лагуной, светился на солнце горстью искр. Плетеный шезлонг слегка поскрипывал под его крепким телом, а где-то вдалеке филиппинки, скрытые от полуденного зноя тонкими стенами уличной кухни, позвякивали приборами, накрывая на стол. Скоро обед, святое время для таких безмозглых идиотов, как он.

– Ты несносен! – Возмутилась женщина.

– Отшлепай меня, – пробасил он и приподнял одну бровь.

– Хм, ты́ отшлепай! – Хохотнула она и, легко поднявшись с лежака, направилась к бунгало, соблазнительно раскачивая бедрами.

Повторно его просить не пришлось. Десятком прыжков Оливер нагнал супругу возле самой двери домика и захлопнул ее, едва их пятки перешагнули порог.

Похоже, он полностью перешел на инстинкты. Ничего не привлекало его, кроме телесных ощущений. Человек, который много лет жил одним лишь разумом и логикой, остался в Сан-Франциско, а здесь в невысоком домике поселился голодный до чувств волосатый тип. Оливер сам не понимал, откуда взялся этот бестолковый самец в его теле, но сопротивляться ему не спешил, а вместо этого решил насладиться полнотой эмоций.

Глаза буквально пожирали восхитительные пейзажи и соблазнительное тело любимой женщины, на котором обнаженном теперь так явственно вырисовывались белесые следы от купальника. Нос вдыхал запах солнца, песка и соли, врывающийся в приоткрытое окно, он задыхался от жара, шедшего от растопленной пляжным зноем кожи супруги, принюхивался к едва различимому аромату косметических средств, исходивших от ее волос и тела. Слух улавливал шепот воды о мелкий, похожий на муку, песок, сухой стрекот пальмовых листьев и стон, сорвавшийся с ее сладких губ. Рот ощущал вкус этой сладости, снова и снова возвращался к ее источнику, бессовестно напитывался из него и отдавал соизмеримо взятому. Обнаглевшие руки вообще не поддавались рамкам приличия. Они, не спрашивая разрешения, вероломно влезали в самые сокровенные уголки женского тела, вызывая будоражащий тактильный экстаз у обоих.

Оливер вообще не ощущал себя здесь человеком, которому предстояло в сентябре отметить свое сорокалетие. Если корпорация требовала от него предельной собранности и мудрости старика, то здесь он вряд ли дотягивал до двадцати лет. Менталитет чувственного наркомана.

Тело жены изогнулось дугой под его ласками и испустило хриплый выдох. Мужчина ускорился и минуту спустя обрушился рядом со своей богиней, проваливаясь в сон.

– Не-ет! – Протянула она. – Я ни за что в него не сяду! И речи быть не может!

– Перестань, Мел, будет интересно! Не гнить же десять дней на одном острове!