Время плавно ползло к полуночи, но сон не шел. Мелани спала вместе с близнецами, сопевшими крошечными носиками в приставной кроватке, их мир катастрофа коснулась мельком, ударив по сердцу супруги лишь рикошетом. Оливер поднялся с постели и приблизился к младенцам. Спящие, они были похожи в темноте, как две капли воды! Хотя на деле оказались полной противоположностью друг друга, словно одна душа раскололась надвое и вобрала в себя ровно половину положенных качеств.
Вдруг на его тумбочке завибрировал мобильный. Недоумевая, кто мог звонить ему в такое время, он рванул к аппарату, переживая, чтобы гул не разбудил жену, а, завидев имя звонящего, почувствовал взрыв вселенского страха в груди. Бенедикт Фергусон.
Оливер пулей вылетел из спальни, на ходу прикладывая мобильный к уху.
– Дениэл уходит, – сообщил ему лечащий врач. – Его показатели резко ухудшились, мистер Траст, до утра парень не дотянет. Мне очень жаль.
Ну, вот и все.
Сам не соображая, что творит, Оливер вызвал такси и рванул в клинику. Он только в машине понял, что сидит в пижамных штанах и наспех накинутой футболке с длинным рукавом, сжимая в руках телефон и бумажник. Зачем он это делал – не понятно, ведь в клинику его никто не звал. Почему не сообщил Алексе, что ее возлюбленный умирает? Как оставил спящую супругу одну, не предупредив? Чем он собирается помочь Дениэлу, когда врачи бессильны? И еще сотня подобных вопросов, на которых не было ответа.
Дочь он решил не беспокоить лишь потому, что завтра у нее будет тяжелый день. Впрочем, как и сегодняшний день рождения. Впрочем, как и последний месяц жизни, что уж говорить. Алекса не простит ему, что отец не позвал ее попрощаться с самым близким человеком. Завтра, когда она получит сообщение о его смерти по окончании судебного процесса, все закончится и для нее, так пусть же в последние часы жизни Дениэла она будет уверена, что все в порядке. Последние часы относительного совместного счастья.
Слезы собрались навернуться на его глазах, когда таксист бросил назад себя:
– Приехали. Двадцать восемь семьдесят.
Оливер включился в реальность, насколько это было возможно. Он расплатился с извозчиком и вошел в клинику, ненавидя в душе эти мерзкие лиловые стены. Сколько боли и ужаса связано с этим гадким цветом!
В приемной его сориентировали по этажу и палате пациента, предупредив, что вне часов посещения его не пустят внутрь. Оливер кивнул и направился к заветной двери по пустым лестницам и коридорам, разбрасывая эхо шагов. После недолгих поисков он уселся на кушетку, стоявшую снаружи, и потер лицо, отозвавшееся на прикосновение шорохом жесткой двухдневной щетины. Почему так все завершалось? Безумно жаль…
Вскоре доктор Фергусон вышел из палаты и пригласил гостя внутрь. Оливер навещал своего водителя лишь в начале комы, когда он выглядел белой глыбой, прикрытой больничной простыней. Теперь же парень больше напоминал скелет. Замерев на входе, посетитель пошатнулся на слабых конечностях.
– Вы можете побыть с ним, – просипел Фергусон, скрывая покрасневший взгляд. – Попрощаться, если хотите. Алекса не приедет?
– Нет.
– Оно и к лучшему, тут уже ничем не помочь.
Начальник уселся рядом со своим работником и прикрыл веки, справляясь с эмоциями. Когда его взгляд вернулся к изможденному лицу потерпевшего, Оливер вдруг подумал, что Дениэл не так уж и плох, как говорят врачи. По крайней мере, когда он навещал парня в палате интенсивной терапии втайне от Алексы, тот был белого, словно полотно, цвета, полупрозрачный и бездушный, как манекен. Но сейчас он не выглядел таковым! Острые скулы на равномерно сером лице отливали легким румянцем, а брови Дениэла нахмурились и нависли над фиолетовыми пятнами век. Ведомый инстинктами, Оливер протянул руку и прикоснулся к кисти молодого человека, поразившись своим ощущениям: она была горячей!