– Дениэл, я знаю, каково это – оставлять любимых людей.
– Знаешь? Ты предпочел умереть, как это сделал твой отец, когда ты был маленький, – выплюнул сын с чувством, сдерживаясь, чтобы не отвесить обидчику смачный удар в челюсть. – Потому что вы не знали, что делать дальше! Как жить?
Всю жизнь после смерти отца Дениэл существовал с ощущением, что он ненавидит мать, а мать в свою очередь ненавидит его. Но сын был лишь носителем несостоявшихся амбиций родителя, который считал виноватой в собственной неорганизованности свою жену, мать, бабушку. И Сара при этом тоже была пешкой в их игре, точно такой же потерпевшей, как и он, если не сильнее. Женщина осталась одна с ответственностью размером в еще одну душу ребенка, брошенная тут в одиночку справляться с жизнью. Как низко! Сдохнуть было гораздо проще!
Коридор завибрировал, диван и кровать мистическим образом испарились, заставив оппонентов встать лицом к лицу. Стены и пол начали дрожать, колеблемые невероятной энергией. Штукатурка трескалась и осыпалась, забрасывая все вокруг белесыми осколками. Вдали от столкновения двоих мужчин стали разбиваться лампочки, постепенно погружая коридор в кромешную тьму.
– Я знаю, как жить мне! – Рычал Дениэл, чеканно произнося слова, каждое – из сердца. – Там – куча людей, за которых я отвечаю. Я не боюсь ответственности, мне именно на это даны такие силы! Люди надеются на меня, ждут защиты и покровительства! Мама, Алекса… Мне есть, кого любить, и есть, куда идти. Я выбираю жизнь!
Последние слова он выкрикнул с гневным рыком, собрав все силы изнутри. Вдруг оглушительный треск в груди разорвал его ребра пополам, отчего молодой человек не удержался и упал на колени к ботинкам отца в агонии адской раздирающей в клочья боли. На пол вместе с ним грохнулось о кафель нечто большое и серое.
Превознемогая боль, Дениэл разглядел на полу две рыхлые каменные стенки, древние и пыльные, которые изнутри оказались облицованными гладким голубоватым перламутром. Волнистые жесткие губы, на ощупь так похожие на те, что однажды обрезали его ладонь в недрах тела матери, оказались острыми, словно бритва, призванными надежно охранять вход в раненное сердце. Дениэл с изумлением поднял створки с пола, узнав в них огромную морскую раковину, в которой, должно быть, жил гигантский моллюск.
Разрушение коридора остановилось. Части стен, что падали на отца и сына, зависли в пространстве и теперь порхали в невесомости легкими крылышками белых бабочек, а от тишины зазвенело в ушах.
К ногам Томаса упала еще одна пара подобных створок, и раздался глубокий прерывистый вздох облегчения.
– Спасибо! – Едва выговорил отец.
Сын поднял взгляд на работника пожарной службы, который теперь светился знакомым голубоватым мерцанием, заливая им белый коридор. Дверь за его спиной открылась, предлагая старому проводнику вернуться к Творцу. Томаса уговаривать не пришлось. Он повел плечами, отчего синий костюм с серебристыми лентами отражателей и противогаз с каской упали на пол, растворяясь с шипом в струи ядовитого синего дыма, отпуская своего носителя в свет открывшейся комнаты.
– Я люблю тебя, Дениэл, – улыбнулся отец. – Теперь ты готов вернуться. До встречи!
Томас Кентмор скрылся в недрах голубоватого божественного света, с громким хлопком закрывая за собой дверь, после чего все исчезло.
15
Один бог знает, до чего кошмарны и невыносимы для него были последние недели. Только он смог бы сосчитать части, на которые раскололось сильное любящее сердце мужчины после того, как страшный взрыв в «Голден Гейт Парке» забрал из мирной жизни его детей. Причем, обоих, без оглядки на то, что Алекса отделалась легким испугом и гигантским шрамом на всю жизнь. Теперь она вынуждена была уходить плавно, угасая, словно свеча, достигшая окончания фитиля. Уж лучше бы все закончилось в раз, чем теперь изыскивать способы воссоединения с любимым.