Вскоре, вымотанный бессонной ночью, отец уехал домой. Алекса с нежностью обняла его и прошептала простые слова:

– Я люблю тебя, пап. Спасибо за все!

Казалось, он никогда не выпустит ее из своих рук теперь, но нет, усталость брала свое. Мужчина зевнул пару раз и, попрощавшись до вечера, поплелся на парковку, где на полуденном солнце его уже ждал черный «Ленд Крузер».

Алекса же осталась возле двери палаты, растерянная и еще не осознавшая победу по всем фронтам. Руки мелко вибрировали, а пальцы пульсировали от распиравшей их энергии, но девушка сейчас больше была подвержена бессильным слезам, чем счастливым порывам. Она пыталась настроить себя на позитивный лад, вспоминая взгляд своего любимого, но папа оказался прав, он был совсем другой, не как раньше. Предстояло срастить воспоминания о Дениэле с новым человеком, лежащим на больничной койке. Впрочем, Алексе и самой нужно было как-то сраститься с той лучистой девушкой, светлой и улыбчивой, не знавшей горя и потерь. Вероятней всего, это невозможно, нужно просто научиться жить заново, новыми телами и разумами, новыми возможностями. Потому что те Дениэл с Алексой все же погибли во время взрыва.

Ее мысли прервал вышедший из палаты доктор Фергусон. Он подошел к ожидающей на скамье посетительнице и обнял ее, как же странно.

– Это чудо, мисс Алекса, – проговорил он, – ночь борьбы, а потом такой прорыв! Мы сняли трубку, можете недолго пообщаться. И я слышал новости, поздравляю Вас с победой.

Фергусон отвесил ей короткий, но почтительный поклон, и проводил в палату.

Алекса вошла в лиловые стены очень осторожно и медленно, не зная, что от себя ожидать. Смех и слезы были не единственными ее полярными эмоциями. Далеко не единственными! Мужчина не сводил с нее глаз, пока она набиралась храбрости, чтобы снова к нему приблизиться. Дениэл был очень слаб и серьезен, на лице еще виднелись следы от крепежей трубки. Девушка не могла оторваться от его утомленного взгляда, такого строгого и проницательного, будто теперь он смотрел прямо в душу, миновав свои собственные рамки, завершив свою собственную войну.

– Привет! – Прошептала Алекса и присела рядом с ним.

С огромным трудом непослушными губами он беззвучно прошептал:

– Я слышал тебя.

– Когда? – Спросила она заворожено, вспоминая миллионы слов, сказанных ему за время комы.

– Всегда.

Слезы снова подкатили комом к ее горлу, но Алекса отправила их назад. Слишком много было слез в прошлой жизни, она не захочет теперь растрачивать их без должных на то причин. Девушка наклонилась к человеку, с которым провела почти все свободное время последних трех недель, и осторожно поцеловала его в колючую впалую щеку.

И вдруг они оба, прилипшие взглядами друг к другу так, словно не виделись пару лет, расплылись в легкой улыбке. Так странно было улыбаться после всего, что им пришлось пережить, но Алексе это нравилось. Ей нравилось наблюдать счастье на лице любимого человека, который теперь изменился до неузнаваемости. И дело даже не в излишней худобе некогда очень мощного и налитого силой человека, а в том, что теперь Дениэл излучал совсем иные эмоции. Вместо агрессии и готовности к войне в любое время дня и ночи глаза мужчины светились любовью ко всему живому и готовностью к мирной жизни. Вся вселенская мудрость отражалась в его глазах, и слов на ее понимание не требовалось. Алекса едва не задохнулась от нежности, исходящей от него. А его улыбка так и осталась на губах, добрая и заботливая.

За окном, затянутым плотными жалюзи, сквозь ткань блеснуло солнце. Оно пробежалось тощим одиноким лучиком по лицам двоих влюбленных, прошедших ад и победивших саму смерть, и скользнула назад к первоисточнику. Теперь все наладится. Впервые за долгое время у Алексы появилась уверенность в завтрашнем дне. Уверенность, что война закончилась.