Оливер и раньше очень тепло относился к Дениэлу, а после происшествия и вовсе осознал, что не видит разницы между ним и Алексой. Они были единым целым, равнозначными, равноправными. К сожалению, и для смерти тоже.

Он понял, что дети умирают, через пару недель после взрыва. И ничего не удастся сделать извне, это не им решать. Тут же восстала его дремавшая вера в бога, вспомнилась молитва, которую иногда в особых случаях читала мама, а сын улыбался, считая это забавной болтовней со странными словами. Теперь она осозналась им полностью и не выглядела такой уж смешной.

Перед глазами промелькнула вся жизнь Алексы, этой удивительной девушки, перевернувшей их с Мелани мир своим приходом. Светлая, настойчивая и любящая, она была гораздо лучше своих родителей по всем параметрам!

Была. Будто ее больше нет с ними.

Однако сейчас не до сантиментов, вскользь брошенных слов и не до чтения между строк. Факты говорили сами за себя – осталось недолго, и скоро все закончится.

Оливер видел, что девушка сторонится людей, словно опасаясь заразиться от них жизнью. И он предоставил ей возможность пройти свой путь, хоть часть него и умирала вместе с этой восхитительной парой. Он проворачивал в голове всю жизнь дочери и теперь уже видел в ее болезни благо: уж лучше пусть будет с приступами рядом с ними, чем уйдет молодой и относительно здоровой. Но его мнения никто не спрашивал.

Нет, он ни в коем случае не сожалел о том, что Дениэл появился в ее жизни! Напротив, он провел девушку по самым темным дебрям – Домой, хотя никто не знал, как это сделать. А парень просто пришел, взял ее за руку и повел.

Сейчас Алекса все еще пыталась храбриться. Покупала мотоциклы, судилась с обидчиками. Но вскоре это не будет иметь никакого значения, потому что выглядела она с каждым днем все кошмарнее. Ее улыбка, раньше такая солнечная и задорная, казалась теперь насмешкой смерти над их семьей. Дочь фанатично верила в невозможное гораздо сильнее доктора Фергусона, и светилась теперь этой мертвой ужасающей ухмылкой. А ее заверения в хорошем исходе и вовсе выглядели бредом неизлечимо больного человека.

Девушка трясущимися тощими руками вцеплялась в рукав его домашней кофты и, сверкая черными лихорадочными зрачками, из потустороннего мира сообщала, что теперь все будет хорошо. Честно говоря, было страшно ровно настолько, насколько горестно. И благо, что Алексу в этом состоянии не видели специалисты по психическим отклонениям, иначе загреметь девушке в мягкие стены. Впрочем, в этом исходе просматривалось что-то спасительное: дочь подсадят на медикаменты – транквилизаторы и антидепрессанты, будут кормить через капельницу или насильно, через пищевой зонд, чтобы удержать ее душу тут. Тогда полуовощная, лишенная воли и права распоряжаться собственной жизнью Алекса сможет пробыть с ними чуть дольше своего возлюбленного, если, конечно, не закончит все мучения подручными больничными средствами типа шнура от капельницы или отобранного у зазевавшейся медсестры скальпеля. Но тогда их с Дениэлом души могут никогда не найтись в водовороте вселенной.

Оливер содрогнулся. Неужели эти темные мысли – о его семье? Боже, как это все случилось? Как он допустил саму возможность этой трагедии?

Сегодня его дочь стала совершеннолетней. Всей командой они устроили ей, очевидно, последний в жизни праздник, которого у девочки никогда не было до этого, но Оливер всеми силами хотел показать ей напоследок, что такое бывает. Чем бог не шутит, может быть, Алекса бы поглядела на всех любящих ее людей разом и осталась бы с ними еще на сотню лет? Но нет, не сработало. Похоже, он снова не угадал желания своей малышки и сделал все еще хуже, как жаль. Когда же он упустил ее? Когда перестал понимать и поддерживать?